– О, я очень благодарна вам за то, как деликатно вы об этом выразились. Но тот мужчина… Тот сумасшедший пьяный мужчина…
– Его вы можете больше не бояться.
В интонации Рамзеса почувствовалась суровая завершенность, после чего наступило долгое молчание.
– Ну хорошо, мисс Паркер, – наконец произнес он, – а теперь вы должны рассказать нам, что заставило вас проделать столь долгий путь. Вы ведь американка, если судить по вашему акценту?
Рамзес ничего не сказал ни о загадочном поведении этой женщины, ни о сходстве выражения ее лица с давно потерявшейся Клеопатрой, которая на этот раз должна была быть мертва. И ничего не сказал о том, как странно на него воздействовали голос и манера держаться Сибил.
Сибил, казалось, только теперь обратила внимание, что Джулия держит ее ладонь. Это тронуло ее, и она мягко улыбнулась:
– О господи… С чего же мне начать?
– С чего хотите, – ответила Джулия. – Поскольку все мы никуда не торопимся.
– Вы очень добры. Вы очень добры ко мне. Ваша доброта – это просто какой-то сон. Видите ли, мне всю мою сознательную жизнь снились очень отчетливые и впечатляющие сны. В основном про Древний Египет… О, боюсь, что это звучит бессмыслицей и из-за этого вам будет трудно понять, к чему я, собственно, веду.
Рамзес успокаивающе улыбнулся ей:
– Уверяю вас, вы попали как раз по адресу, мисс Паркер. Мы здесь все как один являемся большими специалистами по тому, что другим кажется бессмысленным.
– Что ж, хорошо, – одновременно со смехом и слезами на глазах произнесла она. – Хорошо.
Джулия налила в стакан воды и передала его в дрожащие пальцы Сибил.
Выпив воды, та начала исповедь.
– Как я уже сказала, всю жизнь мне снились очень яркие сны про Египет. И у всех у них была одна и та же повторяющаяся особенность. Просыпаясь, я помнила лишь отдельные фрагменты сновидения, причем фрагменты эти ощущались, скорее, как достоверное знание, как неосознанная осведомленность о том, что происходило, нежели как, собственно, воспоминания о виденном. Один сон был необычным: в нем я откуда-то знала, что я – царица. А вы, мистер Рамзи, – или человек, очень на вас похожий, – являетесь моим опекуном и защитником. А еще в этом сне я точно знала, что вы почему-то бессмертны.
Однажды вечером вы пришли в мои покои и принесли с собой одежды простой женщины. Вы сказали мне надеть их, чтобы мы с вами могли пройтись по моему царству, чтобы я взглянула на него другими глазами. Глазами простого жителя. Сострадательным, сочувствующим взглядом. И я повиновалась. Я повиновалась, потому что это сказали вы, мой бессмертный советник. И мы с вами отправились в город пешком.
Но, очнувшись от этого сна, я не смогла почти ничего вспомнить о том городе, как не смогла вспомнить и вашего лица. Осталось только ощущение, что я испытывала к вам великую любовь, уважение, благоговейный трепет. Вдохновленная этим сном, я написала по его мотивам целый роман и опубликовала его. И тут я встречаю вас на торжественном приеме и понимаю, что тем человеком из сна, моим бессмертным советником были вы. Вы можете меня понять?
Видите ли, я пересекла океан, потому что вы стали появляться и в других моих снах. Уже совсем недавних. В кошмарных снах. А потом мне в руки попала газетная вырезка с вашей фотографией. И я вас узнала. Однако лишь тогда, когда я впервые увидела вас вживую, во плоти, я вдруг осознала, что вы являетесь тем недостающим фрагментом из моего старого сна, который я помню всю свою жизнь. Поэтому сейчас я и хочу у вас спросить – как такое возможно? И могло ли так случиться, что это был не просто сон?
Рамзес задумался. Если так пойдет и дальше, если его подозрения относительно того, что привело Сибил Паркер сюда, оправдаются, то очень скоро у него просто не будет другого выхода, кроме как признаться Бектатен в своем преступном воскрешении Клеопатры. Но взгляд, брошенный на него Джулией, призывал его ответить этой женщине как можно более честно, насколько это возможно.
– Да, Сибил Паркер, это было больше, чем просто сон. Городом тем была Александрия, и я действительно был вашим бессмертным советником. А сами вы были Клеопатрой.
Это известие поразило ее как удар молнии, и она вцепилась в руку Джулии. В какой-то момент даже показалось, что она может потерять тонкую связь с этим временем и этим миром, погрузившись в свои грезы так глубоко, что уже никогда не сможет вернуться к действительности. Она изо всех сил старалась сконцентрироваться и игнорировать обширную территорию чужих воспоминаний, ощущений и голосов.
– Это не сон, – подтвердил Рамзес. – Это воспоминание. Воспоминание из прошлой жизни.
– Из вашей прошлой жизни? – с ужасом прошептала Сибил.
– Нет, – ответил он. – Из моей продолжающейся жизни, потому что я на самом деле бессмертен и живу уже тысячи лет. А то, что вы испытали сегодня на нашем торжестве, стало для вас несравненным опытом.
– Что вы имеете в виду? – не поняла она.
– Сегодня вы впервые увидели человека, с которым были знакомы в прошлой жизни. Причем увидели не реинкарнированную версию того человека, а его самого. Во плоти. А такой жизненный опыт уже сам по себе является достаточно мощным толчком, чтобы превратить ваш зыбкий расплывчатый сон в связное воспоминание.
– Так вы… Вы из… прошлой жизни?
– Верно.
Сибил ошеломленно покачала головой, и Джулия положила ладонь ей на лоб, чтобы как-то успокоить ее. И снова показалось, что Сибил может потерять связь с действительностью, что ее зовет к себе сумеречная неизведанная страна грез. Но она снова удержалась, ухватившись за стоявшую перед нею цель: жить в настоящем. Жить, думать, познавать все в данный момент, здесь и сейчас.
Некоторое время все молчали, и в тишине был слышен только шум прибоя.
Ощущение смирения успокоило Рамзеса. Ему не нужно было оборачиваться на Бектатен, чтобы понять, как великая царица восприняла эту новую информацию. Никто в этой спальне лучше Рамзеса не понимал сути всех прерогатив древних монархов, окутывавшего их ореола богоподобного существа, а также той скорости, с которой они могли принимать решения или действовать. «Но я ведь тоже монарх, – подумал он. – Я рожден и воспитан монархом, я с рождения облечен властью, и я должен защищать не только себя, но и мою возлюбленную Джулию. Что бы ни случилось, я останусь тем самым Рамзесом, которым был всегда».
– А те, другие ваши сны, – осторожно начала Джулия. – Те, которые снились вам в последнее время и в которых вы тоже видели Рамзеса. Опишите нам их.
– В первом из них я как будто выходила из темноты, из мрака самой смерти. Я видела вас стоящим надо мною, а потом я потянулась к вам, но мои руки… это были руки скелета, и вы пришли в ужас.
– Боже мой, – прошептала Джулия. – Каирский музей. Практически так же, как это происходило на самом деле.
– Во втором сне на меня из темноты ночи летели два поезда, потом вдруг – взрыв и огонь. Ослепительный огонь со всех сторон. А в третьем… – начала Сибил и на мгновение остановилась. Сейчас слезы уже вовсю лились по ее щекам, но, несмотря на это, она все равно отважно пыталась припомнить все подробности. – Я отобрала жизнь. Мои руки. Мои руки сомкнулись на горле какой-то женщины, и я отняла у нее жизнь. Складывалось впечатление, что я сама не понимаю, что делаю. А тот факт, что я способна отобрать чью-то жизнь голыми руками, шокировал меня, сбил с толку… – Это, похоже, было для нее уже слишком, и она замотала головой, словно стараясь прогнать страшные мысли.
