Ерёменко с облегчением вздохнул. Ну, вот и первый просвет в до того казавшемся безнадёжным деле. А затем разведдозор, что расположился неподалёку от хлебозавода, сообщил, что там явно собирается на выезд колонна из наличной бронетехники. А радиоперехват подтвердил, что грядут те самые разборки, которых и ждали. Стоявший рядом Циммерман лишь кивнул, отозвал дозор на базу и взялся распоряжаться, организовывая банде такой приём, какой все остальные запомнили бы навеки.
Александр Васильевич Пасечник, начальник СБ концерна «Фармкор»
21 мая, суббота, утро
Беседа с Главным Александра Васильевича слегка озадачила, но не так чтобы сильно. У него вообще была полезная привычка подозревать всех вокруг во всем, что только можно, поэтому сама мысль о том, что «ботан» Домбровский устроил какой-нибудь заговор, его ничуть не удивила. Почему бы «ботанам» этим не заниматься?
Беглый анализ, однако, не дал никаких зацепок. Вроде бы не случалось ничего такого, что можно было бы отнести на счёт вредоносной деятельности заговорщиков. И рапортов о пропаже чего-то ценного из НИИ тоже не поступало. Там тогда всем Оверчук заправлял, а у него всегда и везде порядок был. Странно.
Панику и шум пока решил не поднимать. Могло оказаться, что под всем этим таинственным движением нет никакой криминальной подосновы, а Домбровский у Главного в друзьях детства числился, они в один класс ходили, в одном дворе росли. И если Пасечник бросит на Домбровского тень, а потом окажется, что ничего не случилось, будут проблемы. Хотя бы в том, что им придётся глядеть друг другу в глаза, сидя за общим столом в гостиной «Господского Дома».
Один момент всё же вызывал подозрения — этот самый видеофайл на дисках архивов службы безопасности отсутствовал. Так просто этого быть не могло, на сей счёт рапорт пишется, и таковой в папке имелся, подписанный ныне покойным Николаем Минаевым и заверенный Оверчуком, тоже не здравствующим ныне. И в рапорте было написано, что камера слежения в рабочей комнате отключалась по технической причине, по просьбе главного компьютерного владыки НИИ, Вячеслава Тимохина. То есть Вячеслав предупредил, что, в силу необходимости изменения каких-то там настроек, вынужден отключить камеру на часок, эту и ещё одну, в хранилище культур. Никаких особых подозрений он этим не вызвал, потому что такие предупреждения чуть не ежедневно поступали от него относительно других камер, он что-то менял в системе.
Может, и так. Но вот то, что одна камера была включена, а файл на самом деле из системы удалён, вызывало подозрение. Почему так? Тут могла сыграть свою роль привычка людей интеллигентных считать себя умнее всех вокруг, особенно тупых ментов и безопасников. Шалость, в общем. А в связи с тем, что у таких интеллигентных людей нет навыков в постоянном укрывании всего тайного, он случайно скопировал заботливо сохранённый файл Главному. Он же целыми папками копировал, ну и прятал, видимо, в одной из них.
Дальше последовал следующий шаг в размышлениях. Если до этого камеры отключались каждый день, а после этого уже нет, а уже через сутки произошёл взрыв, то появляется какая-то неприятная цепочка во всём этом. Совершенно непонятная. Даже не цепочка пока, а чёрная кошка в тёмной комнате, но всё же что-то старый опер чувствовал. Что-то дерьмовое, вроде как запахом потянуло.
И как попробовать разобраться в этом всём, не привлекая внимания? Рано ведь ещё привлекать. И тогда он вызвал своего заместителя Усимова, бывшего муровского опера, которому всегда поручал дела самые деликатные, где надо исключительно в бархатных перчатках работать. Таких раньше у СБ «Фармкора» хватало, много влиятельных людей пересекалось интересами с этой компанией, и грубить им было бы вредно для здоровья. За такое умение и гибкий ум Пасечник и сделал этого молодого парня одним из своих замов, а сейчас, после смерти Оверчука и отъезда Ерёменко, тот оставался ещё и единственным.
Пасечник набрал номер по памяти, дождался ответа, сказал:
— Ваня? Пасечник. Зайди ко мне, пожалуйста.
Чёрная, почти эсэсовская, форма не соответствовала внешности Усимова, круглолицего, невысокого, смешливого, располагающего всех к себе. Она на нём выглядела как шутка, но сам носитель её вовсе не смущался.
— Вызывали, Александр Васильевич?
— Да, вызывал, присаживайся. — Он показал на кресло перед столом. — Тут дельце деликатное появилось, надо бы… гм… «цепочки прозвонить».
— Утечка? — сразу деловито уточнил Усимов.
— Нет, что-то непонятное. Я даю тебе материал, вот этот… — Пасечник протянул оперу диск, добавив при этом: — Смотри его так, чтобы в сеть не подключаться, понял?
— Даже так? — удивился тот.
— Даже так. Увидишь — сам поймёшь, почему. Главная просьба — собери максимум информации по тем, кто в кадре. Всё, что у нас есть, по всем базам. С кем дружил, кому родня, какие слабости, о чём болтал. Всё у нас есть, но надо это аккуратно поднять. Аккуратно, понял? Может быть, за этим и нет ничего, и тогда есть риск угодить в дерьмо. Понял?
— Понял, Александр Васильевич, — серьёзно ответил собеседник.
— Ну и давай занимайся, раз понял.
Усимов вышел из кабинета, а Пасечник подошёл к окну. Из него открывался вид на Волгу, частично пересечённую неряшливым росчерком проволочного заграждения, вдоль которого неспешно шёл парный патруль. Мирного пейзажа не получалось.
— И ещё у вас, гражданин Домбровский, секретарша в любовницах, — задумчиво сказал он вслух. — Тоже проверить бы надо, откуда она взялась и кто такая.
Валера Воропаев, Зять
21 мая, суббота, день
Плотина водосброса в Угличе особой высотой не поражала. Так, серая бетонная стена, на ней какие-то невпечатляющие строения наверху. «Поцанский-46», снизив ход до самого малого, медленно приближался к ней, а Валера шарился биноклем по плотине и окрестностям, пытаясь обнаружить какие-нибудь признаки жизни.
Дубну прошли легко. Как оказалось, там сидели около сорока тверских военных, которых туда забросили вахтовым методом по приказу всё того же Главного, то есть Бурко. С их слов выходило, что «центровые» тоже просекли возможную выгоду от речной торговли, вот и взяли под контроль выход из Иваньковского водохранилища. И «Поцанского» вместе с катером пропустили без всяких вопросов, даже порадовавшись «первым ласточкам». А заодно предложили звать на помощь, случись чего — у дебаркадера был пришвартован маленький, но вполне бодрого вида буксирчик.
В общем, прошли Дубну без проблем, и это ещё скромно сказано. А вот Углич так и не откликался ни на какие призывы по радио, как Валёк его ни пытался вызвать на всех возможных частотах.
— Старшой, гля, — чуть похлопал Валеру по плечу неотлучный Матроскин. — Мужики на берегу, вроде нам машут.
Ватера глянул через бинокль, куда сказали, и точно, обнаружил у берега пристань, а за ней старенький «Чероки», похожий на сундук, упавший на колёса, и возле него трёх человек, явно махавших руками судну. Один даже какой-то красной тряпкой над головой крутил, вызвав смутные ассоциации с картинкой из детской книжки — пионер бежит по рельсам навстречу движущемуся поезду и машет галстуком, пытаясь поезд остановить. А где-то там сзади, за пионером, диверсанты то ли разобрали, то ли заминировали, то ли продали в металлолом рельсы, и поезду грозит страшное крушение. А в поезде другие пионеры, в Артек едут. Валера, кстати, в детстве хотел в Артек попасть, но так, не очень активно хотел. Ну и не попал.
