Накормив детей, она вернулась на свой наблюдательный пост. За спиной постоянно был включен маленький телевизор, она прислушивалась к новостям. К середине дня наконец появились первые сообщения, что в стране не слава богу. Объявлялось это всё как беспорядки, и Маша думала, что именно происходит? Телевизионщики не знают, что несут, или знают, но пытаются убедить зрителей не верить глазам своим?
Подобранный у убитого милиционера автомат Маша держала на кухонном столе, поблизости от себя, а брезентовый подсумок вообще носила постоянно, подвесив на ремне, перекинутом через плечо — широкий милицейский ремень просто оказался велик для её тонкой талии.
Она уже увидела, насколько смертоносно это оружие, и предпочитала с ним не расставаться. Воспоминание о том, как несколько часов назад она осталась единственной преградой между ожившим мертвяком и собственными детьми, какой беспомощной она тогда себя ощутила, заставляло зябко передёргивать плечами.
За время своего наблюдения она несколько раз замечала бредущих в разных направлениях мертвяков. Никто на них не охотился, никто не убивал. Пару раз видела, как зомби пытались гоняться за людьми, но люди, ходившие по улицам, были в основном молодыми и легко убегали от мертвецов. Перед самыми сумерками прямо под её окнами пронеслось несколько многоколёсных военных машин с маленькими башенками наверху, из которых торчали стволы то ли пушек, то ли пулемётов, с небольшими раструбами на конце. Прямо на броне сидели вооружённые солдаты в шлемах и камуфляже. Машины ревели моторами, немного пугали своей тусклой одинаковостью и одинаковостью людей, сидящих на броне. Маша обрадовалась, но машины исчезли, и снова наступила тишина, нарушаемая звуками моторов проезжавших время от времени автомобилей и раздающимися так же время от времени выстрелами. Однако Маше так и не удалось ни разу разглядеть стрелявших.
Снова зашёл Сергей Сергеевич и остался пить чай. Сказал, что в доме нашлось несколько человек, кое-как вооружённых, и сейчас двое из них подменили его внизу, в вестибюле. У них было несколько ружей, но запас патронов оказался очень скудным. Они притащили из нескольких квартир корпусную мебель и задвинули ею стеклянные двери в дом, оставив лишь узкий проход для тех, кому доведётся входить или выходить. Они резонно рассудили, что проходящие мимо мертвяки станут излишне настойчивы, если будут видеть в освещённом холле живых людей, вот и закрыли обзор.
— Что думаете делать, Мария Николаевна, в дальнейшем? — спросил Сергей Сергеевич, получив от Маши большую кружку чая и бутерброды на тарелке.
— Не знаю, — вздохнула та. — Буду ждать у моря погоды. Еды, слава богу, запасла, несколько дней спокойно просидим. Надеюсь, что к тому времени справятся с напастью.
— Как знать, как знать, — покачал головой Сергей Сергеевич. — По-хорошему, надо было бы энергичней властям шевелиться. Мертвечины бродячей всё больше, а я милиции уже почти и не вижу. Днём были, а к вечеру словно провалились.
— Военные проезжали.
— Проезжали. Мимо. Будете проезжать — проезжайте, — сыронизировал охранник. — Я, Мария Николаевна, из «вованов», сиречь — из Внутренних войск. Обучен был справляться с массовыми беспорядками. Так вот, в тех инструкциях, что я читал, всё не так выглядело, как за окном сейчас.
— И что делать?
— Возможно, надо будет уехать из города. Если к завтрашнему дню улучшения в ситуации не случится, то считайте, что на нас плюнули. И придётся спасаться.
Маша задумалась. Может быть, Сергей Сергеевич и прав. Сидеть в доме можно, место крепкое. Но сколько здесь просидишь? Пока еда не закончится? Как сбегаешь в магазин, когда по всем тротуарам побредут своей кривой походкой мертвяки?
— И куда ехать?
— В деревню. Самое оптимальное. Виталий Данилович, сосед, в Тверскую область зовёт. Домик у него там есть, в маленькой деревеньке. Он считает, да и я поддерживаю, что до деревень эта зараза или не дойдёт, или там не разойдётся. Все на виду, скученности нет, уцелеет деревня. И в отличие от города запросто кормить себя может, магазины не нужны в общем-то.
— Вы нас приглашаете? — удивилась Маша.
— Приглашаю, — кивнул Сергей Сергеевич. — Детишки у вас славные, да и нравились вы мне всегда.
С этими словами он чуть смутился, но Маша поняла его правильно. В слово «нравились» он вложил смыл невинный.
— Хорошо, — кивнула Маша. — Уезжать не хочется, но если завтра в городе станет хуже, то соглашусь. Даже сумки начну собирать понемногу сегодня. Вы спать где намерены, кстати?
— Гостеприимство предлагаете? — улыбнулся охранник. — Нет, спасибо, у меня в караулке диванчик стоит, и люди ещё два притащили. Со мной ночью мужики подежурят, чтобы мне не скучно и не страшно было. А вообще спасибо.
Валерий Воропаев
20 марта, вторник, вечер и ночь
Когда Валера вырвался из засады в Среднем Кисловском, его трясло. Сильно так трясло, до судорог, аж зубы стучали, словно его в проруби искупали. Он даже остановился у тротуара на Кутузовском, потому что боялся руль из рук выпустить. Затянул ручник, включил климат-контроль на максимальный подогрев, стараясь устроить в машине Ташкент, согреться, избавиться от этой дикой, выворачивающей суставы дрожи. Посмотрелся в зеркало, откинув козырёк: на виске была неслабая ссадина, от волос до брови, хоть и не кровившая, а на затылке набухала большая шишка, терзающая его пульсирующей острой болью. Но тошноты не было и в глазах не двоилось, так что можно было надеяться, что отделался он не так уж и плохо.
Он ощупал пальцами затылок, затем осмотрел одежду. Пальто было испачкано, хоть и не сильно, несмотря на весну, асфальт был уже сухой, а больше он, в отличие от нападавших, ни в чём ином не пострадал.
Он вспомнил сучащего ногами в предсмертной агонии Лёшу и вдруг испытал при этом некое чувство удовлетворения.
«А вот так, не суйся за чужими бабосами, если совалка не отросла!» — сформулировал он для себя итог недавнего столкновения, а затем добавил:
— Добро должно быть с кулаками. — Прислушался к собственному голосу и добавил: — У кого кулаки тяжелее, у того и добра больше.
Сформулировав таким образом неожиданно сложившийся постулат, он ухмыльнулся, и после этого его как-то быстро отпустило. И когда он притормозил возле «Седьмого континента», чувствовал себя вполне нормально. И что-то внутри даже подсказывало ему, что его не только напавшие не будут преследовать, но и милиция искать. Интуиция, так сказать.
Одновременно с этим он почувствовал, что настроение у него становится каким-то совсем бесшабашно шалым, словно он с этой засадой уже израсходовал все лимиты проблем на сегодня и мог уже ничего не опасаться. Подумал только, что надо впредь возить с собой больше патронов. Да и вообще не мешало бы ими разжиться.
Схватив тележку, он покатил её вдоль рядов, быстро направившись сразу к самому главному — к водке, где и перегрузил в сетчатое чрево магазинного транспорта две увесистые картонные коробки. Не удержавшись, даже похлопал верхнюю по картонной крышке, мол, скоро пообщаемся. Отходняк после перестрелки давал какой-то новый, странный эффект настоящей эйфории, словно к Новому году готовишься.
