— Ты об этом не беспокойся, я всё беру на себя, — перебил Сергея Дегтярёв. — Ты же должен приехать ко мне домой, взять из верхнего правого ящика моего стола все диски, которые там есть, все папки с полки над столом и мой ноутбук. Всё это должно попасть в Горький-16, к Гордееву Кириллу, моему другу и однокашнику. Они смогут разработать вакцину, нет никого лучше, чем они, если у них будет исходный образец «Шестёрки». Это единственное, что есть хорошего из новостей. Как мы его модифицировали — это всё есть в моих бумагах. Они элементарно это повторят. Телефоны Гордеева есть в большом блокноте, он лежит на моём столе слева от компьютера. Ты всё запомнил?
— Я могу прийти к вам, — послышался голос Крамцова в трубке. — Я совсем рядом, метрах в двухстах, наблюдаю за институтом.
— И прячься дальше, даже не смей приближаться к институту, — ответил Дегтярёв. — Оверчук что-то задумал, я это чувствую, он сумел отправить всю милицию, которая здесь была. А обо мне заботиться поздно. Я уже инфицирован.
— На вас вирус может не подействовать.
— Подействует. И я это знаю, и ты это знаешь. Мы оба знаем. Второе. Побудь до завтра с моей семьёй, посмотри, как развивается ситуация. Если станет совсем плохо — бери мою машину, всю мою семью и вези их в Садов, к Кириллу. Он сумеет организовать вам пропуск, а места безопасней, чем там, нет на всей земле. Ты понял меня?
— Я понял.
— Там ты будешь на своём месте, работайте над вакциной, спасите мир. Всё, прощай, у меня мало времени, и много надо сделать. Не перезванивай мне, я даже не отвечу на звонок.
Не давая Сергею ничего сказать, Дегтярёв отключил телефон. За спиной послышался шум, он обернулся. Дёргалась ручка двери, как будто кто-то лениво играл с ней с той стороны. У Дегтярёва в душе полыхнуло бешенством. Он представил, как Оверчук стоит с той стороны двери и с обычной своей вальяжной улыбочкой развлекается тем, что нажимает на ручку. «Сволочь, даже постучать по-человечески не может, везде надо важность свою продемонстрировать!» Почему-то в этот момент Дегтярёву не показалось, что представившаяся ему картина нелепа и Оверчук в жизни бы так не поступил. В такой форме долго копившаяся злость на Оверчука нашла выход. Владимир Сергеевич быстро подошёл к двери, отпер её и рывком рванул на себя. С той стороны ручку держали и не успели вовремя отпустить, поэтому человек почти ввалился из коридора в кабинет. И это был вовсе не Оверчук.
— Коля? — удивился Дегтярёв. — Что случилось? Тебя же Оверчук… Коля?
Николай Минаев стоял перед Владимиром Сергеевичем, не шевелясь. Нижняя часть лица его, руки, грудь, плечи были буквально залиты кровью. Её металлический запах волной ударил в Дегтярёва. Но самым страшным было не это. Самым страшным были глаза Минаева. В них не было ничего. Никакого выражения вообще. И в них не было даже жизни. Как будто подёрнутые какой-то мутной плёнкой, не мигая и не отрываясь, они смотрели на Владимира Сергеевича.
Он почувствовал, как по спине поползли мурашки и волосы на голове встают дыбом. Никогда в жизни ему не было так страшно, как сейчас, когда он посмотрел в глаза ожившего трупа. А в том, что он смотрит в глаза трупа, Дегтярёв не усомнился ни на мгновение. В них было нечто, на что не должен смотреть человек, что ему не положено видеть. Владимиру Сергеевичу показалось, что если он будет смотреть в них ещё одну секунду, он просто обмочит штаны от страха. И он попятился назад.
Его отступление как будто послужило сигналом для зомби. До того стоявший неподвижно, он вдруг вытянул руки и пошёл следом, очень неуклюже, но неожиданно быстро. При этом он издал какой-то придушенный, скулящий звук, напугавший Дегтярёва ещё больше. Он заскочил за свой стол, широкий и массивный, оглядываясь в поисках чего-либо, что может послужить оружием. Оружие настоящее, пистолет, висело у Николая на поясе, в открытой кобуре, но с тем же успехом оно могло лежать на заводе, где его сделали.
Стол задержал мертвяка, он как будто растерялся, не зная, с какой стороны ему пойти. Затем начал обходить его по часовой стрелке, но Дегтярёв, словно играя в детские «догонялки», тоже сместился в сторону, оставляя расстояние между собой и противником неизменным. Мертвяк остановился, затем снова пошёл. Дегтярёв тоже двинулся по кругу. Стол был тяжёлым, в одной его тумбе был встроенный сейф, поэтому Владимир Сергеевич не боялся того, что противнику удастся отшвырнуть его в сторону. И пока стол был ему единственной защитой, потому что ничего, что может быть оружием, он по-прежнему в своём кабинете не видел. Надо было добраться до пистолета, торчащего из открытой кобуры на поясе у Минаева. И ещё вспомнить, как из пистолета стреляют.
А ещё можно было убежать вниз, где есть вооружённая охрана и с ней вооружённый Оверчук. И это, пожалуй, лучший выход, если его противник даст ему шанс выскочить в дверь. И ещё можно заорать, призывая помощь. В пустом здании слышимость хорошая, и если Оверчук с Ринатом ещё в здании, то они обязательно прибегут. Но орать Владимир Сергеевич почему-то боялся. Он сообразил, что Минаев вышел из кабинета Биллитона, а самого Джеймса тоже давно не видно, поэтому кроме помощи снизу в кабинете может появиться ещё один противник. И тогда гонки вокруг стола не получатся.
Мертвяк между тем ходить по кругу прекратил. Вновь уставившись своими жуткими глазами на Дегтярёва, он снова издал этот скулящий звук и вдруг довольно ловко вскарабкался на четвереньках на стол и быстро пополз к Дегтярёву. У того сердце в пятки ушло, но тело, как ни странно, среагировало правильно. Вспомнилось ещё студенческое увлечение самбо. Откуда что и взялось…
Он схватил Минаева рукой за воротник плотной форменной куртки и с силой потянул к себе. Не толкнул от себя, что было бы естественно и при этом ошибочно, а именно к себе, так что руки мертвяка потеряли под собой опору и тело его начало валиться со стола вниз. Но и упасть окончательно Владимир Сергеевич ему не дал, придавливая того к столу так, что зомби был вынужден упереться руками в пол, удерживая себя в этой нелепой позе. И тогда Владимир Сергеевич, придавив мертвяка своей тяжестью, обеими руками ухватился за кобуру, оказавшуюся так близко. Со щелчком отстегнулся клапан-ремешок, и тяжёлое тело пистолета просто выскользнуло из кобуры в руку Дегтярёва.
Рука мертвяка вцепилась ему в ногу, заставив дёрнуться, и Дегтярёв отскочил назад, вырвав ногу из захвата. Мертвяк с грохотом свалился со стола на пол, головой вниз. На пистолете должен быть предохранитель, это Дегтярёв помнил ещё со времен военной кафедры в институте. Он посмотрел на оружие справа, а затем слева. Такой же ПМ, как и тот, из которого он стрелял, только щёчки рукоятки чёрные и на затворе надпись «ИЖ-71».
Предохранитель он узнал сразу, вспомнились времена военной кафедры и сборы, но озадачила красная точка. Что это значит? Красный в смысле «огонь!» или красный в смысле «фиг выстрелишь»? Забыл.
В кобуре пистолет был наверняка на предохранителе, сообразил Дегтярёв. Он сдвинул флажок, направил ствол пистолета в голову уже стоявшего на четвереньках мертвяка и нажал на спуск. Тот оказался неожиданно тугим, но всё же курок щёлкнул, хоть и вхолостую. Может быть, Минаев носит пистолет без патронов? Нет, такого не может быть. Владимир Сергеевич вспомнил, как они на единственных за время учебы стрельбах из пистолета затвор передёргивали. Патрон-то он не дослал!
