— Да, — выдохнула она, эти чертовые маленькие соски выглядывали из волос. Самое возбуждающее, что он когда-либо видел. — Очевидно.
Люциан засмеялся, а потом прикусил бедро с другой стороны.
— Как вам это нравится, мисс Хьюз? Я сначала попробую вас, а потом трахну.
ГЛАВА 25
В глубине души она понимала, что то, что они делают, может быть огромной ошибкой. Но в этом заключался интерес жизни, как она поняла где-то по пути от своей комнаты к двери Люциана. Жизнь такая. Ошибки будут совершаться.
Она делала это, не думая, будто выйдет что-то, кроме, вероятно, самого потрясающего секса в ее жизни. Никаких ожиданий. Именно такой была сегодняшняя ночь.
И прямо сейчас она сконцентрировалась на этом абсолютно сногсшибательном мужчине, стоящем на коленях перед ней, между ее бедер.
То, что он предлагал, сулило массу удовольствий, и она собиралась проверить это.
— Звучит потрясающе, — сказала она и даже не узнала собственного голоса.
Его улыбка могла бы спалить на ней одежду, если бы она не была уже голой.
— Ты будешь смотреть на меня?
У нее перехватило дыхание.
— Я постараюсь.
— Тебе лучше хорошенько постараться.
У Джулии не было шанса ответить.
Люциан закончил поддразнивать ее. Только что он говорил с ней и вот уже опустил губы к ней. Все ее тело содрогнулось от очень интимного поцелуя. Горячий, влажный жар заполнил ее вены, когда он снова издал глубокий стон. Он делал что-то настолько невообразимое, что она была вне себя от удовольствия. То, как умело он использовал губы, и то, как работал языком в дразнящих прикосновениях. Ее пальцы зарывались в ткань дивана. Она едва не рвала ее на части.
А ее тело двигалось, бесстыдно встречая прикосновения его языка. Ее заполнили первобытные и удивительные ощущения.
Ее тело сжалось.
— Люциан, — застонала она, опустив подбородок. Все, что она видела, это его пальцы, поддерживающие бедра, и его лоб.
Затем он сжал губами набухший клитор, посасывая и полизывая его, пока это не стало невыносимым. Она закричала, когда сквозь нее прошло облегчение, расслабившее каждую мышцу. Упав на диван, она попыталась сдвинуть ноги, но он не дал. Он продолжал, пока она не выгнулась и снова не прокричала его имя. Тогда, только тогда он приподнялся и поцеловал внутреннюю поверхность ее бедра.
— Мне нравятся звуки, которые ты издаешь, — сказал он, поглаживая руками ее ноги. — Но знаешь, что мне нравится больше? Чувствовать тебя на губах. Черт возьми, я обожаю это.
Джулия прерывисто выдохнула.
Когда он встал, снова появилась эта кривая ухмылка, он погладил руками ее живот. Его блестящие губы были самым возбуждающим, что она когда-либо видела.
— Я с тобой еще не закончил.
— Надеюсь, что нет.
Склонившись, он поцеловал ее, и она почувствовала собственный вкус на его губах и языке. Это сочетание опьянило ее.
Взяв за руки, он поднял ее на ноги.
Он все еще целовал ее, его одежда казалась грубой, когда соприкасалась с ее крайне чувствительной кожей.
— Я хочу пойти в мою спальню… в мою постель, — сказал он, и прозвучало это так, будто он был удивлен этим.
Она пробежалась руками по его спине. Он немного отстранился, чтобы видеть ее лицо.
— Я никогда раньше не приводил женщину в свою спальню. В эту комнату много раз. — Он внимательно всматривался в нее. — Но туда — никогда.
В груди у нее потеплело и что-то зажглось, но она попыталась не вслушиваться в это.
— Хорошо.
Люциан взял ее за руку и повел вокруг дивана. Даже будучи обнаженной, она чувствовала себя невероятно уверенной в себе. Она никогда не ходила по дому голышом, когда была замужем. Но получив один-единственный страстный взгляд от Люциана, когда он прихватил с полки деревянную коробку, хотела, чтобы он смотрел на нее постоянно. Этот взгляд заставлял ее чувствовать себя богиней, которой он называл ее.
Он распахнул дверь, выпустив ее руку, когда она вошла в более прохладную комнату. Свет струился над большой кроватью. Комната была как в тумане. Она видела только его.
Люциан наблюдал за ней исподлобья, когда, открыв коробку, вытащил и бросил на постель один или два презерватива, блеснувших серебристой фольгой. Затем поставил коробку на комод.
Не спуская с нее взгляд, он потянулся и стащил свою перепачканную углем рубашку. Она уже видела его без рубашки, но каждый раз это было как в первый. Его тело впечатляло. Он расстегнул пуговицу, потом молнию, сбросил джинсы и облегающие темно-синие боксеры.
Джулия могла лишь смотреть во все глаза.
Каждый миллиметр Люциана завораживал. От всклокоченных золотисто-коричневых волос до этих широких скул и прекрасно оформленных губ, от четко обозначенных грудных мышц до рельефного живота. А когда взгляд Джулии скользнул ниже, она увидела, что и в остальном он так же идеален. Она видела четко обозначенные мышцы по бокам пресса, к которым хотела прикоснуться, слабую полоску чуть более темных волос, ведущую к… Боже правый.
Наслаждение гудело в ее жилах, когда она впервые разглядела то, что лишь мельком видела в коридоре. Он был… Боже, он был великолепен, и она даже не представляла, что с ним делать.
Люциан протянул руку.
С сердцем, бьющимся все сильнее с каждым ударом, она подошла к нему и вложила в нее свою ладонь. Он притянул ее, и первое соприкосновение их тел, грудь к груди, бедра к бедрам, когда между ними больше не было ничего, разогнало последние остатки связных мыслей.
Кончики пальцев Люциана пробежались от бедер по бокам вверх. Одна рука поймала копну волос и сжала ее. Он запрокинул ее голову. Когда он говорил, его губы танцевали над ее губами.
— Это уже лучше, чем чай, верно?
Джулия засмеялась, когда он скользнул рукой к затылку.
— Намного лучше.
— Я тебе говорил.
Затем его губы накрыли ее, пробуя и дразня, пока его язык бегал по линии ее рта. Он целовал ее, будто никогда не делал этого раньше, замедляясь до тех пор, пока она не открылась ему. Каким-то образом, она понятия не имела, как, целуя, он уложил ее на кровать. Он двигал ее, придерживая рукой под спину, поднимая дальше и не прерывая поцелуй.
Уложив ее посередине постели, он перекатился на колени и стал просто смотреть на нее.
Сердце Джулии начало стучать так быстро, что она испугалась сердечного приступа.
— Что… что ты делаешь?
— Запоминаю, как ты выглядишь прямо сейчас, чтобы я мог нарисовать тебя позже, — сказал он глубоким, хриплым голосом, от которого сжималось все внутри.
