– А когда Иван Алексеевич заговорил с тобой о Наде?
– Незадолго до своей смерти. Когда у него с Алисой произошел серьезный конфликт и он сказал, что собирается разводиться с ней. Он как прозрел, узнал, видать, что-то про нее, может, про ее похождения или, вот как ты говоришь, про то, что она была приставлена к нему, чтобы вытрясти из него все деньги. Гриша, но она же грабила его! Он сам рассказывал мне, как она, пользуясь какой-то его доверенностью, переводит через какие-то фирмы-однодневки его деньги уже на свои счета в офшор! Я слышала их крики, шум наверху, в спальне… Он называл ее змеей… Думаю, что вот тогда-то в его сознании что-то перевернулось, и он решил, что единственным близким и родным его человеком является Надя. Он заглянул как-то раз ко мне в комнату, принес бутылку вина, я напекла тогда пирожков, и мы сидели и разговаривали. Это было еще до болезни Тони. Ваня хотел встретиться с Надей и все ей рассказать. Позвать ее в Москву, к себе, поселить в своем доме. Я еще спросила его, может, чтобы уж убедиться в том, что она действительно его дочь, следует сделать ДНК-анализ, но он был категорически против. Он был уверен, что Надя – его кровь. А еще он не верил, что Тоня, какой он ее знал, была способна сделать аборт от него. Они же любили друг друга. А еще он никак не мог понять, почему она на него обиделась, что такого было в его письме, что вызвало в ней подобную реакцию? Вот, сказала я ему, посмотри сам. И достала это письмо, которое я сохранила. Склеила клочки, прилепив их на лист, и хранила все эти годы. Я выучила его уже наизусть и не понимаю, что ее в нем так возмутило! «Дорогая моя, я должен исчезнуть, не могу быть рядом, это слишком опасно для тебя. С деньгами у тебя теперь проблем не будет. Уезжай подальше, чтобы тебя не нашли. Когда все утрясется, я тебя отыщу. Будем держать связь через нашу гостиницу. Люблю тебя. Ты для меня – все. Береги свое здоровье. Обнимаю…»
Григорий и сам не мог этого понять. Женщины – как инопланетные существа! Их трудно понять. Он и сам уже знал текст этого письма наизусть, потому что сам, собственноручно, переписал его для того, чтобы показать Наде в тот момент, когда он раскроет ей всю правду о ее рождении, когда он поймет, что Наде уже ничего не грозит, когда он остановит Алису.
– Он же ясно написал, что, когда у него все утрясется, он ее найдет, и он нашел бы ее! Если бы она не сменила фамилию! Так она еще какое-то время не хотела нигде регистрироваться, я имею в виду прописку. Не хотела, чтобы он ее отыскал по адресу. Если бы она захотела, то появлялась бы время от времени в гостинице, где они проживали-любились первое время, она знает и как называется эта гостиница, и где она находится.
– И с чего она решила, будто он бросил ее?
– Он пишет, что любит ее, что она для него – все! Да мне бы кто написал такое письмо – я была бы самой счастливой женщиной на свете!
– Я думаю, что она где-то подсознательно хотела порвать с ним, вот так. Она боялась его, вернее, того, чем он занимается, и она просто искала причину с ним расстаться. Это не исключает того, что она его любила. Просто сработал инстинкт самосохранения, вот и все. Уверен, что она страдала, садясь тогда в слезах на электричку, которая увозила ее в неизвестность. Возможно, она знала то, чего, Катя, не знала ты.
– Да знала я все… – низким голосом проговорила Катя, уже изрядно охрипнув от долгого разговора. – Семью его друга, Кураева, незадолго до этого расстреляли на даче. Тоня дружила с Валей Кураевой… Может, ты и прав, Гриша. Ох, устала я что-то говорить, охрипла уже… горло саднит. Да и суп давно остыл. Ты расскажи мне, как сам-то Надю упустил?!
– Да потому что идиот, – вздохнул Григорий. – Плюс стечение обстоятельств.
И он вкратце рассказал Кате все, что произошло с ним с тех пор, как он с деньгами сбежал из дома Поливанова и отправился в Михайловск на поиски Нади. Катя слушала его, качая головой. А он краснел, признаваясь в своих ошибках, но понимая, что Катя, чистая душой, должна быть в курсе всего, имеет на это право. Он, мысленно уже несколько раз по-настоящему сбегавший даже из страны с миллионом евро (уж слишком велико было искушение!), был потрясен тем, какой же большой души человек была Катя, неприметная домработница, преданно служившая своему другу и хозяину Поливанову, которая даже после его смерти, вместо того чтобы, как многие на ее месте, ограбить дом, прихватить все ценное, защищает его интересы и даже попросила Григория разыскать его единственную наследницу, дочь Надю.
– Да, Григорий, не ожидала от тебя такого! Ты бы мог просто сообщить ей о том, что она – наследница, что за ней охотится Алиса, и вы бы с ней спокойно сбежали куда-нибудь за границу. А после, когда Алиса бы успокоилась, Надя вернулась бы домой. Вступила бы в права наследства и зажила бы счастливо!
– Да, возможно, ты и права. Но я тогда, когда увидел ее, рассуждал иначе. Понимаешь, она была такая напуганная, вся на нервах, она же чуть не вышла замуж за того самого Липкина…
– Надо же, какое совпадение, – пробормотала Катя, не поднимая головы и продолжая поедать суп. – И чего прилип к ним?
– Возможно, он любил Антонину, не добился ее, и после ее смерти увлекся ее точной копией – дочерью.
– Если бы любил ее, я имею в виду Антонину, разве позволил бы ее дочери влезать в такие долги?
– Знаешь, что я тебе скажу, Гриша? Когда женщина отказывает мужчине, да еще при этом и оскорбляет его, словом причиняет боль, то никакая уже любовь не выживет. Больше того, на месте любви вырастает огромное, как ядовитый гриб, чувство ненависти. И его желание жениться на Наде было, возможно, актом возмездия.
– Ничего себе!
Где-то замурлыкал телефон. Катя оглянулась. Потрогала рукой свой розовый смартфон, пожала плечами.
– Это у тебя? – спросила она Григория.
– Нет, мой – вот он. – Григорий показал на прикрытый салфеткой упакованный в черный кожаный футляр мобильник.
Телефон продолжал мурлыкать, и звук его был какой-то приглушенный, словно сотовый находился где-то под землей.
– О господи! – вдруг воскликнула Катя и с растерянным видом полезла к себе в дамскую сумку, порывшись в которой извлекла потертый старенький телефон. Густо покраснела. – Испугалась… Я же на всякий случай взяла с собой свой старый телефон, мало ли…
Телефон продолжал звонить. Катя поднесла его к уху, послушала, потом сказала, бледнея:
– Милая моя девочка… Ты где? Что с тобой? Все в порядке?
Она подержала еще какое-то время телефон возле уха, затем пожала плечами:
– Как странно… Это Олечка Чарышева… Я узнала ее голос. Наверное, набрала меня по ошибке…
Семья Чарышевых – новые хозяева Кати и живут по соседству с домом Поливанова на Рублевке.
– И как же они там сейчас без тебя управляются? Они знают, что ты поправилась и уехала?
– Нет, они думают, что я все еще в больнице, – смутилась Катя. – Вот улажу все свои дела и вернусь наконец домой.
– Но к Чарышевым-то тебе возвращаться не придется, – заметил Григорий. – Что ты там забыла?
