Некоторое время они молчали, лишь слышался переливчатый щебет птиц и гудение стрекоз.
– Я тебя понимаю, Сережа… Но и то, что ты делаешь, выходит за все мыслимые и немыслимые рамки, – наконец сказала Мария. – Ты сам себя загоняешь в угол. И началось все это с того самого вечера, когда ты меня не послушался!
– Закройся! – рявкнул Малышев. – Будто я ничего не соображаю!
«Очевидно, нет», – с отчаянием подумала Мария.
– Я хочу застать ублюдка врасплох, – после небольшой паузы продолжил он. – Он сейчас наверняка рассуждает, как ты. Мол, будут похороны и прочая ерунда. И то, что никакой движухи не последует, поставит его в тупик. Он явно не ожидает, что я не подниму шума. Рано или поздно он совершит ошибку, и тогда уже я схвачу его за яйца.
Мария глубоко вздохнула и начала одеваться.
– У тебя есть мысли, кто бы мог это сделать? – глухо спросила она, натягивая джинсы прямо на влажный купальник.
Сергей сунул руки в карман.
– Я навел кое-какие справки, – медленно произнес он. – У этой девки богатые родители и теоретически могли кого-то нанять… Еще у нее есть старший брат, двоюродный. Служил в Чечне снайпером, потом в спецназе МВД. Вскоре его уволили за превышение полномочий – до полусмерти избил задержанного. Потом из ружья тяжело ранил соседа (вроде как тот громко музыку слушал), тот остался инвалидом. Кличка Грот.
Малышев в упор смотрел на Марию.
– Говорят, этот Грот стал полным отморозком и связался с криминалом. И сейчас никто не знает, где он.
Мария осторожно коснулась пальцами его грубой ладони.
– Ну, хорошо, – сказала она задумчиво. – Допустим, он как-то вышел на тебя. Наверное, та мокрощелка все же позвонила ему, когда сбежала от нас. Но что она о тебе знала? Только внешность? Мы даже по имени друг друга не называем, когда проводим наши мероприятия!
– Не имею малейшего понятия. Впрочем… Они могли запомнить номер моей машины, она ведь зарегистрирована на меня. Эти щенки могли меня сфотографировать, пока я валялся в отключке на обочине… В конечном счете сейчас это не имеет значения. Главное, этот беспредельщик дал понять, за что он хочет меня наказать.
– Мы должны быть вместе, – сказала Мария, вглядываясь в его глаза. Ей показалось, что она смотрит в сырое ущелье, откуда, окутанные вязким туманом, раздаются хриплые стоны умирающих.
Сергей покачал головой.
– Самый лучший способ помочь – не мешать.
– А что с Артуром? Представляю, какой у парня шок, – промолвила Мария. – Ты не боишься, что он проговорится?
– Артур – отдельная тема. Его нужно куда-то отправить на время. Я не могу рисковать единственным сыном.
– И куда ты его спрячешь? У себя в кабинете? Посадишь под домашний арест?
– Может, в кабинете. А может, и в камере, – обронил Малышев.
Мария уставилась на него, словно у мужчины вместо носа до самого пола вытянулся хобот.
– Чего таращишься? – усмехнулся он. – Уж в СИЗО его точно будет непросто достать. Ладно. Над этим еще предстоит подумать.
– Где он сейчас?
– В квартире. В доме сейчас ночую только я. И каждую ночь я готов к встрече. Да, кстати…
Малышев вынул бумажник, извлекая из него сложенный вдвое билет.
– Ты мне должна помочь.
Мария убрала с лица прядь волос:
– Что нужно делать?
– Здесь билет до Новосибирска, оформленный на Ольгу. Сегодня ночью ты сядешь в поезд с ее паспортом, а через пару станций незаметно выйдешь. Выходи через другой вагон, чтобы проводники тебя не узнали. Я буду ехать на машине и подберу тебя. Пусть думают, что моя жена уехала и потерялась в дороге. Конечно, потом я «заявлю» о ее пропаже, но только после того, как поймаю этого урода, который устроил охоту на мою семью.
Мария молча смотрела на билет. Летний ветерок мягко колыхал его в руке Сергея.
– Хорошо, – решилась она. – Если ты считаешь нужным, я…
– Я не договорил, Маша, – тихо перебил ее Сергей. – Твоей фотографии там не было, но я думаю, тебе тоже лучше на время исчезнуть. Уж слишком горячо здесь стало. Я уже чувствую, как раскаленная земля даже через ботинки печет мои пятки.
– Исчезнуть? – переспросила Мария, окончательно растерявшись. – Сережа, я не могу все бросить и уехать. Что я скажу на работе? Наш главврач обязательно будет вынюхивать, что случилось! И потом, где я буду жить? Снимать квартиру?
Малышев приблизил к ней свое напряженное лицо:
– Тебя больше заботит разговор с твоим начальником о твоем увольнении? Или перспектива быть прибитой гвоздями к кровати, после чего тебя оттрахают бейсбольной битой?
Мария побледнела.
– Малышев, не забывай, что я – не твоя жена, – взяв себя в руки, отчеканила она. – Я не дам себя распять, как лягушку перед препарированием.
Сергей раздраженно махнул рукой, показывая, что разговор окончен.
– Базар впустую. «Я бы…» «Мы бы…» Пошли, – сказал он. – Еще многое нужно обсудить.
Когда они вышли на трассу и сели в машину, Мария спросила:
– Послушай… Тот сваренный парень и старуха, из-за которых ты думал на меня… Как ты считаешь, тот, кто разделался с ними и убил твою жену, – один и тот же человек?
Малышев медленно покачал головой. Он завел двигатель, поправив зеркало заднего вида.
– Уверен, что нет. Мальчишку сварили в котле задолго до того, как я познакомился с этими мажорами на трассе… Это разные люди.
Он метнул на Марию сверлящий взгляд.
– Вчера вечером я был у судебного психиатра. Я уже говорил тебе, что он дока по серийным убийцам. Мы с ним беседовали до самой ночи, и мне кажется, что я знаю, кто это сделал.
* * *
Этой ночью на город обрушился сильнейший ливень. Пожалуй, самый мощный и неистовый за все лето. Капли барабанили по железной крыше с такой остервенелой яростью, словно пытались изо всех сил продырявить дом насквозь, добравшись до укрывшихся там людей.
Впрочем, из всех людей внутри частного домовладения находился только один человек. Малышев Сергей Александрович, майор милиции, начальник уголовного розыска.
Когда стемнело, он позвонил Артуру и, убедившись, что с сыном все в порядке, двинул на кухню. Достал из морозилки начатую бутылку водки и банку тушенки. Вскрыв консервы, сунул ложку в спрессованную говядину, после чего махнул рюмку, меланхолично зажевав холодным мясом.
– Я буду ждать тебя, сколько нужно, – сказал Сергей с набитым ртом. Он посмотрел в окно. В стекло злобно хлестал дождь, будто требуя впустить его внутрь вместе с приятелем-ветром и подругой-молнией, которая ледяным зигзагом время от времени рассекала небо.
Он немного постоял, с удовлетворением чувствуя, как алкоголь медленно разливается по телу, после чего принялся за дело. Занавесив все окна, он уставил подоконники стеклотарой – начиная от пустых бутылок, заканчивая чайными чашками. Тот, кто попытается проникнуть через окно, не сможет их убрать так, чтобы он этого не услышал.
