– Ты… – прошипел Малышев, увидев как Артур подхватывает с земли оба ножа. – Что…
– Ты обещал, что не будешь пользоваться правой рукой, – трескучим голосом напомнил парень. Теперь он стоял, широко расставив ноги, глаза искрились животной злобой. В каждой руке он сжимал по клинку.
На щетинистом лице Сергея заиграли желваки.
«А ведь гаденыш прав», – подумал он в бессильной ярости.
– Ну, нападай, – тихо произнес он, выравнивая дыхание.
Глаза Артура сузились, как у рыси. Теперь он медленно кружил вокруг отца, постепенно подбираясь к нему все ближе и ближе.
– Долго думаешь, – заметил Сергей, и парень, словно очнувшись, неожиданно прыгнул вперед. Малышев успел увернуться, поймав в воздухе кисть сына. Заломив ее, улыбнулся, когда услышал, как хрустнули пальцы Артура. Боевой нож выпал на песок из расслабленных пальцев. Однако в тот же миг правый бок Малышева хлестнуло обжигающей болью, словно кипятком обдали. Он отшатнулся, глядя на пятно крови, постепенно расползающееся на рубашке.
Артур тоже отошел в сторону. Лезвие перочинного ножа было покрыто кровью.
«Ловкий, сученок», – скользнула у Сергея мысль. Он пытался не показать своего изумления, поскольку явно не ожидал такой прыти и смелости от сына.
– Ты стал сильнее, мальчик, – признал он, подбирая боевой нож.
Артур ничего не ответил, но в его глазах промелькнуло:
«Намного, папа».
Так они и стояли, тяжело дыша и испепеляя другу друга сверлящими взглядами. Воздух буквально вибрировал, потрескивая от скопившейся злобы.
– Хорошо, – наконец сипло произнес Сергей. Он воткнул нож в землю и показал ладони сыну. – Ничья. Согласен?
Плечи у Артура поникли, словно признание ничьи было сродни позорному проигрышу.
– Пошли выпьем, – предложил отец.
– Ты за рулем, – сказал Артур, осторожно трогая рану на предплечье.
– Ничего. Не каждый день отец с сыном дискутируют с помощью ножей. Ты наконец-то становишься мужчиной. Это следует отметить.
С этими словами Малышев достал из рюкзака флягу.
– За маму, – тихо сказал он и, отхлебнув, протянул флягу сыну.
– Я не пью, – хмуро отозвался Артур, избегая встречаться взглядом с отцом. Но Сергей был непреклонен.
– Значит, сегодня самое время начать. Давай.
Проследив, чтобы сын не схалтурил и сделал глоток, Малышев сказал:
– В багажнике найдешь аптечку. Помочь с перевязкой?
– Сам справлюсь, – буркнул Артур.
Сергей пожал плечами. Шагнув к котелку с рыбой, он выплеснул воду вместе с уловом в реку.
Рыбалка была окончена.
Как только машина тронулась с места, отец проговорил:
– Ты сказал, что копил на новый телефон.
Артур кивнул. Все порезы были тщательно обработаны и забинтованы. Уставшее тело покалывало и ныло от пульсирующей боли, перед глазами мерцали бесформенные пятна.
– Сколько тебе не хватает? – спросил Сергей.
Артур назвал сумму, и отец, не сводя глаз с дороги, достал бумажник.
– Достаточно? – спросил он на всякий случай, протягивая деньги.
– Думаю, что да, – равнодушно отозвался Артур, забирая деньги. – Спасибо.
Он держал в руках купюры, машинально перебирал их, прислушиваясь к тихому шороху, а в сознании медленно выкристаллизовывалась картина из далекого прошлого – безлунная ночь… он сидит в потрепанной «восьмерке» отца. Они возвращаются домой после «представления» в Подземном цирке. В руках у Артура – маленькая машинка в глянцевой упаковке, военный джип. Он давно клянчил эту машинку, и папа наконец купил ее Артуру. Он сидит на заднем сиденье, держа в руках эту машинку, его трусы и шорты мокрые от мочи, а на бледном лице маска непередаваемого ужаса. Гибель бедного кролика еще долго будет преследовать его.
«Прошло пятнадцать лет… и я снова сижу в машине отца, – словно в дреме, подумал Артур. – Мы едем домой. К маме, у которой нет головы и которая прибита гвоздями к кровати. Вместо игрушечного автомобиля в руках у меня деньги, а вместо мочи я заляпан кровью…»
Обратный путь они проделали, не проронив ни слова.
Когда «Форд» остановился возле ворот, Артура охватил безотчетный страх, и от отца это не ускользнуло.
– Тебе страшно? – приглушенно спросил Сергей. Он заглушил двигатель и барабанил пальцами по рулевому колесу.
– Я не могу себя заставить войти в дом после того, что я увидел, – медленно произнес Артур. Губа, пронзенная блесной, распухла, будто от пчелиного укуса, на ранке запеклась корочка крови.
– Нас всех убьют? – спросил он, с нарастающей паникой глядя на дремлющий дом. Дом, где в спальне на окровавленной кровати с раздвинутыми ногами и бейсбольной битой во влагалище лежала его мама. Которую он больше никогда не обнимет и не поцелует. Которая не погладит его по голове и не скажет ласковое слово. Которой больше никогда не будет.
– Я не допущу этого, – ответил Сергей, но Артур почувствовал, что в голосе отца уже не чувствовалось прежней уверенности.
– А если он сейчас дома? Следил за нами и, как только мы уехали, снова забрался внутрь? – чуть слышно спросил Артур. – Спрятался в шкафу с топором и ждет, когда мы уляжемся…
Про себя молодой человек подумал, что едва ли он сможет уснуть этой ночью.
– Все будет в порядке, – отстраненно сказал отец. Глядя на него, Артур подумал, что мыслями отец находился в другой галактике.
Сергей посмотрел на сына.
– Иди ко мне, – неожиданно сказал он. Едва отдавая себе отчет, Артур доверчиво прильнул к нему, и тот крепко обнял его. От отца пахло водкой и несвежей рубашкой, и среди этого незатейливого букета витал едва уловимый, практически выветрившийся запах одеколона.
– Я люблю тебя. Запомни это, – прошептал Малышев ему в ухо. – Что бы я ни делал, я люблю тебя. И не позволю причинить тебе вред.
«Я тоже люблю тебя», – едва не сорвалось с языка Артура, но слова так и остались невысказанными.
Они вышли из машины, и Малышев вынул из кармана брюк табельный пистолет.
– Держись за моей спиной, – распорядился он, открывая дверь.
Однако все предосторожности оказались излишними – дом был пуст.
Артур прошел на кухню и, сев на стул, отодвинул занавеску, уставившись невидящим взглядом в темное окно.
– Ты что-то решил? – задал он вопрос, не глядя на отца. – У тебя было много время подумать.
– Да. Для начала ты отмоешь все дочиста, – сказал Сергей, выставляя на стол плоские бутылки с чистящими средствами. – Сделай свою работу на совесть.
Артур, моргнув, вытаращился на шеренгу пластиковых флаконов, словно видел их впервые в жизни.
