– Ты говоришь мерзкие вещи, – выдавила Ольга. – Ты не имеешь никакого… никакого права…
– Допустим. Видишь ли, солнышко… сегодня у меня был чертовски напряженный день. И я говорю то, что знаю и вижу. На дурацкие комплименты и прочие сопли у меня нет сил и желания. Чего ты от меня хочешь?
Ольга провела дрожащей рукой по иссеченному морщинами лбу.
– Во-первых, мне нужны деньги.
– Деньги? – переспросил Сергей, и на его лице появилось выражение, словно с ним неожиданно заговорила тумбочка. – Какие еще деньги, радость моя?! Тебе чего-то не хватает? У тебя все есть.
– Я говорю о деньгах моих родителей. Которые остались после их смерти.
Голос Ольга напоминал шорох песчинок, которые колючий суховей гнал по выжженной пустыне.
– Ты забрал у меня все. У меня нет работы, нет подруг, – шептала Ольга. – Нет нормального сна. Нет здоровья. Нет семьи. Я хочу лечь в нормальную клинику. Я хочу, чтобы ты навсегда исчез из моей жизни. Я хочу развода.
Малышев безучастно слушал жену, сцепив перед собой пальцы в «замок». Когда она закончила, он заговорил, не глядя на нее:
– Ты можешь лечь в больницу хоть сейчас, дорогая. Только не забудь, что там тебе пропишут совсем иные пилюли. О тех волшебных таблеточках, которые ты получаешь благодаря моим стараниям, тебе придется забыть. У тебя начнется самая настоящая ломка, вот так. Знаешь, что это такое? Полагаю, ты даже не догадываешься. Тебя будет тянуть блевать, бросать в жар и озноб, а тело скручивать в мертвый узел.
С этими словами Сергей открыл шкаф и, пошарив рукой на верхней полке, из-под стопки полотенец вынул плоскую картонную коробочку.
Лицо Ольги изменилось, в глазах появился страх.
– Отдай!
– Сядь, – приказал Малышев, холодно глядя на супругу.
– Я все равно разведусь с тобой, – тяжело дыша, сказала Ольга.
– Это, конечно, сразу же решит все твои проблемы, – с сарказмом заметил Сергей. – Может, не будем портить статистику, дорогая? Зачем разрушать ячейку общества, хе-хе?
– У тебя есть любовница. Ты думаешь, у меня окончательно прокисли мозги? Я не дура и все прекрасно вижу.
– Это все? – спокойно спросил Малышев.
– Нет. Еще я хочу, чтобы ты оставил в покое Артура.
Малышев поморщился, словно вместо апельсина по ошибке надкусил лимон.
– При чем тут наш сын?
– Я все знаю, – едва слышно произнесла Ольга. – Ты сделал из мальчика неврастеника. Я слышала, как он кричит и зовет на помощь по ночам.
– Тебе все приснилось, – зевнул Сергей, и лицо женщины исказилось от ненависти. – Я ничего не слышу. Поменьше читай Булгакова перед сном, и будешь спать как младенец.
– Из-за тебя он стал инвалидом, – зашипела она. – Из-за тебя у него не будет нормальной семьи! Из-за тебя я не увижу внуков! Думаешь, я боюсь тебя? Я всем расскажу, как ты изде…
– Заткнись, сука, – процедил Малышев.
Ольга отшатнулась, ее запавшие глаза превратились в охваченные страхом провалы. У нее было такое остолбенелое лицо, словно муж только что пырнул ее ножом.
– Ты, кажется, что-то забыла. Наш сын лазил по свалке, – ровно произнес Сергей, словно сообщал о погоде на завтра. – Влез на мусорный контейнер, где ребром торчало оконное стекло, и оступился. Травма оказалась слишком серьезной…
На глазах Ольги заблестели слезы.
– Ты нелюдь, – прошелестела она, качая головой.
– …пенис пришлось ампутировать, – монотонно и заученно продолжал Сергей, не обращая внимания на супругу. Складывалось впечатление, что эти фразы ему приходилось повторять неоднократно, – кроме того, в результате занесенной инфекции загноились яички… Когда он попал на операционный стол повторно, оставался только один выхо…
– Замолчи! – всхлипнула женщина.
– С нашим Арчи произошел несчастный случай, – проникновенно-нежным голосом произнес Сергей. Он говорил так, словно пытался убаюкать малыша, отказывающегося ложиться спать. – Теперь все в порядке. Просто надо меньше лазить по незнакомым местам и скакать яйцами на стекляшках.
– Это ты можешь рассказывать своим подчиненным… – промолвила Ольга. – Но не мне. Это ты оскопил нашего сына. Больной ублюдок.
Она села на кровать, невидяще глядя перед собой. Малышев бесшумно присел на корточки, проникновенно заглядывая ей в глаза:
– Если ты откроешь свой вонючий рот, я сделаю все, чтобы тебя упрятали в дурдом, к особо буйным клиентам. Поверь, моих средств и связей на это хватит. И тогда до самой смерти тебя будут окружать опасные психи, а санитары каждый день накачивать всякой дрянью. А мы с Арчи будем писать тебе письма и передавать через медсестру мандарины. Ты ведь любишь мандарины?
Вспыхнув, Ольга влепила ему пощечину, но Сергей даже не моргнул.
– Сейчас я пойду в душ. А когда вернусь, я хочу видеть улыбающуюся, милую жену. Которая ждет не дождется своего горячо любимого мужа, чтобы выполнить свои супружеские обязанности. У тебя там внутри, кстати, еще не поросло мхом?
И прежде чем изумленная Ольга успела что-то возразить, рука Малышева нырнула под бархатистый халат, в который была облачена супруга. Его жесткие мозолистые пальцы проникли под трусики Ольги, и она вздрогнула, закусив губу.
– Убери лапы, – хрипло сказала она, но Сергей только дурашливо улыбнулся.
– Что ж, твой туннель еще не окончательно высох, – подытожил он, высовывая руку обратно. – Он вполне способен принять внутрь мой горячий поршень, и это внушает оптимизм.
Лизнув пальцы, Малышев поднялся на ноги.
– От тебя пахнет кровью, – отстраненно пробормотала Ольга, запахиваясь в халат. – Ты… я все про тебя знаю… я видела… я видела, как однажды ночью ты принес нож… огромный нож, я встала ночью и видела…
– Закрой рот, дура, – беззлобно велел Малышев. Бросив взгляд на тумбочку, он взял мобильник жены, взамен оставив упаковку с таблетками.
Сергей тихо вышел из спальни, а Ольга упала на подушку, беззвучно рыдая.
Она не переставала плакать, когда он вернулся с влажным полотенцем на бедрах. Она плакала, когда он грубо развернул ее и, сорвав халат с трусиками, швырнул одежду на пол. Слезы текли из ее глаз, когда Малышев, задрав ноги женщины, вошел в нее с яростно звериным хрипом.
Дверь в спальню была приоткрыта, и никто из них не видел сына, притаившегося в темноте. Округлившимися глазами юноша наблюдал за совокуплением родителей. Глядя на безвольно подрагивающие ноги мамы, бледные, в голубых прожилках, слыша ее сдавленные всхлипы, Артур вдруг с абсолютным равнодушием подумал, что это больше смахивает на изнасилование.
Он медленно сунул руку в тренировочные штаны, нащупав пальцами теплый шишкообразный бугорок – все, что осталось от его «мужской гордости».
