– Разве ты не с ним ходил в один садик, Арчи?
Артур пожал плечами, снова сосредоточившись на окорочках. Но мать отчего-то решила во что бы то ни стоило узнать правду.
– Арчи?
– Я не помню, мам, – равнодушно отозвался юноша.
Она обиженно поджала губы.
– Папа не звонил? – неуверенно спросила она после паузы.
Артур внимательно посмотрел на мать.
– Нет. Ты уже спрашивала.
Ольга перевела тусклый взгляд в окно. Сквозь цветастые занавески в виде порхающих бабочек пробивался солнечный свет, оставляя на кафельном полу яркую полоску.
– Может, это и хорошо, – прошептала она, непроизвольно трогая сальные волосы. – Хорошо, что он не звонил.
Когда последний окорочок был очищен, Артур быстро порезал мясо на мелкие дольки и высыпал получившуюся горку в сковородку. Убавил огонь, сполоснул руки.
– Я точно знаю, что с тобой в садике был Олег Тюрин, – проговорила мать, и в ее надтреснутом голосе засквозили упрямые нотки. – Я плохо помню, что было позавчера… и даже вчера. Но твое детство я помню отлично, я его вижу, словно картинку. Кажется, у вас там однажды пропала одна девочка, да? Потерялась в лесу.
Лицо Артура оставалось безмятежным, и женщина внезапно подумала, что проще узнать, о чем думает нагретый солнцем булыжник, нежели ее собственный сын.
– Да. Что-то такое там было, – улыбнулся он краем рта, протирая раковину влажной губкой.
– Прости меня, – вдруг вырвалось у нее.
Артур снял с крючка клетчатое полотенце и спросил, не поворачиваясь:
– За что?
Она глядела на сына невидящим взором, чувствуя, как окружающие предметы нервно подрагивают и расплываются, словно огромные кляксы.
«Действительно, за что?» – мелькнула у нее тоскливая мысль.
Она всхлипнула, вытирая руками мокрые от слез глаза.
– Не уезжай больше с ним. Я… имею в виду папу. Он раньше всегда забирал тебя. Помнишь? Когда… когда ты был еще маленьким. Каждый раз после этого ты плохо спал… Пожалуйста, не уезжай. Папа… Он стал… – голос женщины дрогнул, – каким-то странным. Чужим.
Артур повесил полотенце на место и медленно повернулся к матери, разглядывая ее в упор. Он видел все, начиная от облезлого лака на ее неухоженных ногтях до глубоких морщин, так рано состаривших мать. От дрожащих обветренных губ до глубоко запавших глаз, окаймленных темными мешковатыми кругами. Он смотрел в эти глаза, осознавая, что жизни в них не больше, чем в старой змеиной коже, смятой и высушенной под палящим солнцем, и мать с невыносимой мукой понимала, о чем он думает.
«Ты тоже стала странная, – прочитала она в его взгляде, и Ольге стоило неимоверных усилий не отвести взор в сторону. – Особенно когда уже не можешь обходиться без своих чертовых таблеток…»
Несмотря на липкую духоту, обволакивающую кухню, ей стало холодно.
– Я… я боюсь за тебя, – чуть слышно промолвила женщина. – После этого случая с твоим приятелем… Как там его… Олег? Будь аккуратен. И… обещай, что не будешь от меня что-то скрывать. Если у тебя что-то случится…
И снова пронзительный взгляд, с которого, шурша, буквально сыпался колючий иней, и этот взгляд был красноречивей всех слов.
«Конечно, скажу, мама. Вот только чем ты сможешь мне помочь?»
– Я ненадолго уйду, – предупредил он вслух. Наклонился к матери, едва коснувшись губами ее впалой прохладной щеки. – Не забудь, пожалуйста, через двадцать минут выключить плиту. Не забудешь? Или мне тебе позвонить?
– Не забуду, – послушно ответила Ольга.
Артур улыбнулся, но улыбнулись лишь губы. Лицо юноши было невозмутимо-ленивым, почти сонным. Казалось, будто он дремлет на ходу.
– Иногда ты пугаешь меня, – глухо произнесла Ольга.
Молодой человек, уже намеревавшийся уйти, вежливо ждал, что дальше скажет мать.
Она вытянула подрагивающие пальцы перед собой, делая вид, что изучает необработанные заусеницы.
– Ты ведешь себя как робот. Тебя будто бы запрограммировали, Арчи. Знаешь, словно завели ключиком. Помнишь, у тебя в детстве был паровозик? Ты обожал играть с ним часами. Я часто думаю, что ты точно такой же паровозик. Да… сейчас ты послушно идешь по рельсам. Но почему-то мне кажется, что ты постепенно набираешь скорость. Да-да! Не делай удивленные глаза! Несмотря на то что ты всегда… всегда внешне спокоен, я вижу, что внутри тебя пышет самый настоящий пожар.
– Пожар? – переспросил Артур и раздвинул в улыбке губы. Правда, на этот раз это была даже не улыбка, а ухмылка. Недобрая ухмылка.
– …и я… Арчи, я даже боюсь представить, что случится, когда этот паровозик… – Ольга запнулась и торопливо убрала руку, словно наконец осознав, насколько непривлекательно выглядят ее узловатые пальцы с выпирающими венами и неухоженными ногтями. – То есть ты… ты сойдешь с рельс. Сойдешь с рельс и понесешься напролом… сметая все на своем пути… Я не хочу этого, Арчи. Понимаешь меня? Что ты так на меня смотришь? Думаешь, я сумасшедшая?!
– Конечно, нет, мам, – терпеливо ответил Артур. – Не беспокойся обо мне. Я не сойду с рельс.
Он шагнул вперед, погладив ее по плечу. Как и следует заботливому сыну, горячо любящему свою мать.
– Не забудь о плите. Я скоро вернусь.
С этими словами Артур исчез в коридоре. Спустя пару секунд щелкнул замок, и Ольга судорожно обхватила голову, мутным взором глядя прямо перед собой.
– Ты как паровозик, – пробормотала она. – Или заводная куколка… Но куколки тоже могут ломаться… Я ведь помню тебя маленьким.
Женщина продолжала невыразительно бубнить, словно ее сын все еще находился на кухне.
– … все твои… твои сверстники – чумазые мальчишки… с содранными коленками… Гоняли в футбол, бегали на речку… А ты месяцами сидел дома… Смотрел в окно или закрашивал альбом черным фломастером… Прости меня. Прости нас… Арчи…
Новости закончились, сменившись рекламой, после которой возобновился детективный сериал, но Ольга даже не взглянула на экран телевизора.
Бессильно опустив голову, она тихо плакала.
* * *
Юрию давно не снились кошмары. Пожалуй, последний раз, когда его посещали жуткие сновидения, имел место в веснушчато-незабвенном детстве, когда двоюродный брат как-то показал ему ужастик «Кошмары на улице Вязов» с легендарным Фредди Крюггером.
Но одно дело – плохой сон после просмотра страшного фильма, тем более когда речь идет о маленьком мальчике, по сути, ребенке. И совсем другое – проснуться посреди ночи с выпученными от ужаса глазами, взмокшим от липкого пота, с воплем, застрявшем в глотке ржавым крючком.
Во сне он возвращается домой после очередной гулянки со школьным приятелем Жоржем, который приехал в Каменск потусить с друзьями. Однако, к его изумлению, дома нет, он сожжен дотла, и от развалин в сумрачное небо поднимаются черные струйки дыма. Взгляд судорожно выхватывает в еще горячем пепле скрюченно-обугленные тела родных – мамы, папы и пятилетней сестренки Лизы. Глаза наполняются слезами, он что-то бессвязно бормочет, то и дело вытирая мокрое лицо.
