– Бедная Зоуи! Ведь вас мучит некое жуткое состояние неопределенности, верно? Хотите поговорить об этом? Ведь я ясно вижу, что дома вам этого нельзя.
– Не знаю, что и сказать. Разве что… вы ведь не верите, что на самом деле Руперт жив, так?
– Нет, не думаю, что верю. Слишком много времени прошло. Разумеется, возможно, он и… – Арчи оставил фразу повисшей в воздухе.
– Полагаю, чувства говорят мне, что я должна верить, что он жив. А я не могу. Но мне хотелось бы знать. От этого я чувствую себя совсем… ну… а-а, ладно…
– Разозленной, я бы решил, – подсказал он. – Простите, этот кофе ужасный. Хотите запить его бренди?
Позыв рассказать ему вернулся. Она сказала, что выпьет.
Ждала, пока официант принесет коньяк, и лишь потом принялась рассказывать.
– Просто мне захотелось поужинать с ним, – закончила она. – Понимаете, это показалось таким маленьким приключением.
– Да.
– Считаете, что это плохо с моей стороны?
– Нет.
– Единственное, я на поезд не успею.
Он порылся в кармане и достал ключ.
– Можете переночевать у меня, если хотите. Если в этом окажется необходимость.
– Арчи, вы добры. Вы не расскажете… никому… обещаете?
– Даже не думал об этом.
Уже на ступенях клуба он спросил:
– А чем вы намерены заняться до вашего ужина?
– О… хотела попытаться купить где-нибудь платье. Я к маме ни одного не взяла… подходящего, я имею в виду. – Почувствовала, что начинает краснеть.
– А ваш багаж?
– Сдала в камеру хранения на Чаринг-Кросс. Кроме очень маленького чемоданчика. – Туда она положила необходимое в вокзальном дамском туалете, чтобы, по крайней мере, наложить макияж и надеть свои лучшие туфли.
– Что ж, захотите переодеться у меня дома, милости прошу. Кстати, а вы адрес мой знаете?
– Хорошо, что вы напомнили. Не знаю.
Он достал свой ежедневник, приложил его к колонне портика, записал адрес и вручил ей его.
– Элм-Парк-Гарденз. Это возле Южного Кенсингтона. Не потеряйте мой ключ, хорошо? Не беспокойтесь о том, чтобы звонить. Просто приходите или нет, как получится. – Нагнулся и поцеловал ее в щеку. – Желаю хорошо провести время в любом случае.
Позже, когда такси везло ее к магазину Гермионы, она задумалась о том, почему это он, похоже, считает, что она может и не прийти. Уж не думает ли он, что она из того рода особ, что проводят ночь с полным незнакомцем, с кем просто идут ужинать? От мысли такой она по-настоящему возмутилась.
Оказалось же, любые сомнения, какие могли быть у Арчи, имели веские основания. Она провела ночь (или то, что оставалось от нее) в квартире-студии в Найтсбридж. «Мои намерения, – сказал он ей за ужином, – сугубо благородны. Я хочу соблазнить вас».
Тогда, за ужином, это попросту казалось дикой, хотя и лестной, задумкой: у нее не было никакого намерения, чтобы ему сопутствовал успех. «Я не ложусь в постель с людьми после первой же встречи с ними», – парировала она.
«А я не желаю делать с вами что бы то ни было, что вы привыкли делать с людьми», – в тон ей ответил он.
После ужина он повел ее в «Астор», где они выпили еще шампанского и танцевали. Купленное у Гермионы платье оказалось идеальным выбором, оболочкой из нежного черного шелка, обрезанной чуть выше колен, с низким квадратным вырезом и широкими бретельками, оно было прохладным и пленительным и стоило, она это чувствовала, каждого пенни из своих двадцати двух фунтов. Она воспользовалась предложением Арчи переодеться в его квартире, провела изумительные полтора часа, моясь, одеваясь, накладывая косметику на лицо, занимаясь прической: то поднимала волосы, то снова опускала и, наконец, подняла их и перевила жемчужными бусами (единственным украшением, которое было у нее с собой), соединив их в узел на макушке. Духов у нее не было, сумочки на выход тоже, одно только зимнее пальто, чтобы надеть прямо на платье, но приходилось обходиться этим. В тот момент она находила удовольствие во всем этом приготовлении себя к выходу в свет (как и во всем остальном), и, когда пришел Арчи, она парадом прошлась перед ним, словно он был ее родителем, от которого предстояло получить одобрение перед тем, как отправиться на первые танцы.
– Ей-право! – воскликнул он. – Это полтора платья, или, полагаю, можно бы сказать – половина платья. В любом случае выглядите вы чрезвычайно красиво. Хотите выпить перед отъездом?
Ей не хотелось. Встреча была назначена на семь. Оставив свой чемоданчик у Чарли, она на такси отправилась в «Ритц».
Он ждал ее, поднялся с дивана, приветствовал с легкой нервной улыбкой.
– Я уже начал воображать себе, что вы не появитесь.
– Вы сказали, в семь.
– И вот вы здесь. – Он взял ее под руку и повел выпить перед ужином.
За напитками и после, за ужином, он забросал ее десятками вопросов: о ее семье, ее детстве, друзьях и подругах, интересах, о том, в каких странах побывала, кем, будучи ребенком, хотела стать, когда вырастет, – однако все эти вопросы лишь проскальзывали среди других. Что они будут есть на ужин? Что едят в Британии в военное время? Как она относится к войне? Боится ли авианалетов? Нет, отвечала она, куда больше она боится пауков, и он рассмеялся… Его почти черные глаза сияли, когда (а так было почти все время) были направлены на нее, смягчались, он умолкал, и она на мгновение ощущала, как любовная нега проникает ей в самое сердце. Так случалось несколько раз, и каждый раз вызывал легкий свежий прилив близости.
Под конец ужина он предложил ей сигарету и, когда она отказалась, сказал:
– Уверенности не было, курите вы или нет, или просто не принимаете сигарет от незнакомых мужчин.
– А вы и есть вполне незнакомый. О себе вы рассказываете немного.
– Я отвечаю на ваши вопросы.
– Да, только… – Она уже успела узнать, что он был журналистом, заодно и фотокорреспондентом, очевидно, приданным какой-то части американской армии, что вырос в Нью-Йорке, был женат и развелся (об этом он ей еще в поезде сообщил), что родители его тоже были в разводе. – Вы ничего мне не рассказываете.
– А что бы вам хотелось узнать?
Однако тогда она ничего не могла сообразить. Или, скорее, занимало то, что ей было любопытно, но о чем, похоже, не полагалось спрашивать человека едва знакомого. Она почувствовала, что начинает заливаться краской, и пожала плечами.
Когда подошел официант принять заказ на кофе, Джек заказал себе большую чашку и горячего молока, а ей предложил к кофе ликер.
– Теперь, – заговорил он, когда официант пришел и ушел, оставив из одних, – мне нужно спросить вас кое о чем. Ваш муж в плену?
– С чего вы решили?
