Он вложил стакан ей в руку.
– Бедный мой Джек, – произнесла она и расплакалась.
Много позже она сказала:
– Я полагаю, вы считаете, что с моей стороны это было очень дурно… так сорваться… завести… любовную связь.
И он сказал, мол, нет, он так не считал, думал, что это весьма объяснимо.
Но она сразу ответила:
– Объяснимо, но не похвально. Только я не верю, что Руперт вернется. Если б этому суждено было случиться, то уже случилось бы.
Позже сказала:
– По-моему, он приезжал сюда убедиться, что со мной будет все в порядке.
– Это свидетельствует о любви, – заметил Арчи.
– Да, точно, правда? – Она еще чуточку поплакала, а потом спросила, почему, как он считает, Джек сделал это.
И он отвечал медленно, не особо подбирая слова, но пытаясь вообразить себя на месте Джека:
– По-видимому, он считал, что это единственное, что он способен дать тем людям… показать, что он любил их и заботился…
– Свою собственную жизнь?
– Большего отдать нельзя.
Когда поздно ночью они расходились, дом был погружен во тьму и молчание.
* * *
Было уже половина третьего, уже больше двух часов прошло, как официально закончилась война. С улиц все еще доносились отзвуки веселья, неподалеку, у ближайшего паба, люди пели, улюлюкали, смеялись. Он поднялся со стульев и вернулся в гостиную. Нога ныла и, как грустно предположил, отныне и довеку ныть будет всякий раз, когда он перестарается. Сколько же народу (в основном дети) приезжало к нему погостить в последние месяцы, что пришлось отказаться от кушетки как от временной кровати и купить себе диван. Он разделся, взял из ванной свою пижаму и лег спать.
Сон не шел долго. Душа Арчи была переполнена признаниями, доверенными ему семейством, – и всякий раз исходя из того, что он тоже член этого семейства или успел стать им, а на самом-то деле оттого, что он им не был и никогда всецело не станет. Он был кем угодно – от источника неявного воздействия на события до всеобщего хранилища. Вот, к примеру, Хью. Хью попросил съездить с ним в Баттл забрать несколько ящиков пива. Едва они оказались в машине, как он признался, что поездка всего-навсего предлог, а Арчи оставалось только уповать на то, что разговор пойдет не о Полли. Однако речь пошла об Эдварде. Отношения их складывались совсем не по-доброму, главной причиной чего, по мнению Хью, было то, что Эдвард знал, как сильно брат не одобряет происходившее. Арчи давно уже понял, что у Эдварда есть связи на стороне, и порой время от времени праздно гадал, догадывался ли об этом еще кто-нибудь в семействе.
– Он всегда был чуточку ходок, – сказал Хью. – Но на этот раз дело серьезнее. Вы член семейства, а потому я знаю, что могу довериться вам. Дело в том, что у него ребенок от этой женщины. И, несмотря на уверения покончить со всем этим, он этого не сделал. А теперь ведет разговоры о продаже своего дома в Лондоне, с тем чтобы купить поменьше. Так вот, складывая два и два, могу сказать: мне совсем не нравится то, что получается.
Зачем, продолжал Хью, продавать абсолютно хороший дом, который, как ему известно, Вилли обожает, только для того, чтобы купить домик поменьше, если у Эдварда нет намерения жить в нем самому? Вот это-то его и беспокоит. Выяснилось, что он, Хью, хотел, чтобы он, Арчи, поговорил с Эдвардом. «Мне лучше больше не пытаться, старина. Он попросту срывается с цепи, и обстановка в конторе становится тягостнее. Но, я подумал, возможно, вам удалось бы…»
Арчи ответил, что подумает, только, по его разумению, что бы он ни сказал, это мало что изменить сможет.
Потом, когда они забрали ящики с пивом, заказанные Бригом для прислуги на празднование мира, когда тот наступит, и они возвращались на машине домой под дождем, Хью неожиданно спросил:
– Что с Полли происходит, как по-вашему?
– Вы что имеете в виду?
– Знаете, она, похоже, в каком-то странном настроении. Я уж подумывал, не влюбилась ли она часом в кого-нибудь.
Арчи выждал: он обещал Полли молчать, и молчание его ей обеспечено, сколько бы лжи за этим ни потянулось.
– Я спросил ее, что стряслось, и она ответила, что ничего, – таким голосом, какой у нее всегда в ходу, когда что-то случается. Если я прав, то все идет совсем не очень здорово, а матери, чтобы поговорить, с нею рядом нет, Сиб бы чудесно с нею поладила. Я думал, что, может, она с вами поделится. Или вы смогли бы спросить ее.
– Лучше нет, – сказал Арчи.
– А-а, ладно. Я желаю ей счастья больше всего другого, это ужасно – быть рядом и чувствовать себя таким беспомощным. – Когда они уже поворачивали на дорожку к дому, Хью сказал: – Надеюсь, это не чертов доктор, у кого она работает. Я хочу сказать, что он, для начала, иностранец, а потом намного старше и почти наверняка женат. Или, если нет, наверняка должен бы жениться. Просто решил спросить. Я знаю, что вас она любит.
– Что?! – Арчи был поражен.
– Старина, дорогой мой, мы все вас любим. Вы же член семейства. В некотором роде.
Он совсем представить не мог, чего бы такого мог сказать Эдварду, чтобы хоть в малейшей степени повлиять на него. Лучше держаться от этого в стороне.
В обеденное время Зоуи не было видно. У нее сильно болит голова, сообщила Дюши. После же обеда она, взяв Арчи под руку, предложила ему пойти с нею взглянуть на ее сад камней.
– На самом деле я хотела поблагодарить вас за то, что вы сообщили бедной Зоуи печальную весть, – сказала она. – Разумеется, я об этом человеке знала… все эти поездки в Лондон вдруг. Она так молода и так много натерпелась. Мне казалось, что надо было что-то делать с ее положением.
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, ей нельзя продолжать бесконечно оставаться ни вдовой, ни женой. Естественно, здесь ей будет уготован дом столько времени, сколько ей потребуется… – Дюши умолкла, приостановилась и, повернувшись, взглянула прямо на него. – Или вы верите, – выговорила она нетвердо и таким голосом, который остро напомнил ему голос Рейчел, когда ту что-то трогало, – или вы верите, что он еще может к нам вернуться?
Он взглянул на нее, не в силах произнести то, что она жаждала услышать. Взгляд ее был тверд.
– Нет ничего на свете, чего я желала бы больше, – выговорила она. – Только мне так повезло в ту войну, когда оба его брата вернулись…
Он пообещал выяснить все, что необходимо сделать или что уже обнаружено.
Было и кое-что, что слегка разбавило мрачные мысли. После чая Лидия ухватила его за пуговицу:
– Арчи, у меня к вам чрезвычайно серьезный вопрос. Сущий пустяк на самом деле – для вас, я имею в виду, что-то предпринять, – зато для меня это вполне может стать вопросом жизни или смерти.
– Что на сей раз?
