Хогг вскочил с ошметками лютни, хныкая, как ребенок, подбежал к топчану герцога и запричитал, что его девочку окончательно разломали, раздолбили ей все что можно и даже в тех местах, куда честному человеку соваться совестно. При этом он тыкал обломки под нос Бернхотту Лирне и приговаривал:
– Да как же мне теперь… теперь и не склеить девочку! Девочку, говорю, я теперь не склею никогда, ведь все упало! Ой… простите, мастер Лирна… Уронил на вас кусочек… Ой… сейчас подниму.
Потом он сделал вид, что поскользнулся, и боком завалился на молодого герцога. Они крутились впотьмах секунд десять, наконец хогг отлип от Лирны и подошел ко мне, одышливо сипя.
– А вы, мастер Волк, плохой человек, и я вас презираю! – заявил громогласно. – Доломали мою девочку… даже если склею – выйдет сикось-накось, дыра не там где нужно, и как прикажете мне извлекать из нее мелодичные звуки для честных душ увеселения? – Он стал ко мне вполоборота и углом рта, видимым мне, прошептал: – Шейка у него – как попка у младенца, а борода клеем воняет. Мастер Волк, я вами восхищаюсь: на топчане сидит жулик похлеще чем я, самый настоящий растреклятый лицедей!
Глава 24
Я сказал громко:
– В Нораторе, братец, куплю тебе три лютни на выбор. У лучших мастеров своего дела. Есть же у вас мастера, что делают музыкальные инструменты?
Шутейник иронически раскланялся:
– Ну спасибочки вам, мастер Волк! Да только мою девочку никто не заменит. Первая лютня – как первая женщина: помнить будешь всегда!
– Ну так похорони ее и приходи к ней на могилку цветочки поливать.
– Ой… Какой же вы ужасно грубый и скверный! Таких еще называют «быдло»!
– Это ты еще меня с похмелья не видел. С похмелья-то я в два раза хуже. – Я горько ухмыльнулся: стать алкоголиком в этом мире мне точно не грозит, лучше я буду пить кипяченую воду, чем местные спиртные напитки, вкус которых пробуждает в памяти кислую вонь мусорных баков моего родного мира.
Подсадная утка затихла на своем шестке. Внимательно слушала наш треп и уже не надсаживалась туберкулезным кхаканьем. Барон Ренквист был соткан из параноидального коварства процентов на девяносто: лже-Бернхотт, разумеется, был финальным испытанием, по итогам которого Ренквист должен определить – гожусь я в его покорные куклы или нет. Но я не гожусь, разумеется, – лучше умереть, чем принять волю Ренквиста. Нет, я, конечно, дорожу своей жизнью, боюсь за себя, как все нормальные люди, но есть уровень, ниже которого ты просто перестаешь существовать как личность. И еще – у меня появились друзья. Ну, пусть не друзья – соратники. Бросив их на волю барона, я таким же образом перейду эту нижнюю границу и превращусь… превращусь в слизняка. Нет, я не бла-ародный господин, я простой, нормальный человек. И хочу таким оставаться. Поэтому – рискну. Сдохну так сдохну, повезет так повезет. В какой-то мере я должен быть благодарен Ренквисту за испытания тьмой и страхом – они окончательно поставили мне мозги на место, и я понял: в этом мире выигрывает только тот, кто рискует… и умеет к месту проявлять жестокость.
Удастся сбежать из замка – значит, я родился в сорочке. Не удастся – умру. Но умру человеком, а не мерзким слизнем.
– Ну, дай-ка посмотреть, – сказал я, и склонился к гаеру, тыча в обломки лютни указательным пальцем. – Да у тебя тут… – чуть не сказал: «…конструктор», ибо обломки лютни и правда напоминали какое-то «Лего», – мелко нашинковано. Ну, если это приставить сюда… Как думаешь, рыбий клей для луков – он поможет склеить?
– Ой, мастер Волк… сильно сомневаюсь, даже магия вряд ли подсобит… Да и струн таких уже не достать.
– Скоро принесут завтрак… – прошептал я. – Ты боишься смерти, Шутейник?
– Вообще-то да. Но вот это вот, – он обвел рукой тесный склеп, – что за жизнь? А если меня упекут сюда навечно? А барон такой, барон может! Как же я без зеленых полей, лесов и речушек? Не хочу я в темнице… Нет уж, я лучше помру – только весело, с огоньком помру, а не как унылое быдло. А что, мастер Волк, сегодня нам суждено умереть?
– Есть такое дело. Я попытаюсь дать отсюда деру, как принесут завтрак. С шумом, треском и убийствами.
– О, тогда я с вами! Люблю шум и треск! Я с самого начала знал, что вы непростой человек. Видел… волчий огонь в ваших глазах. Что, дела наши настолько плохи?… – Он помедлил и сказал раздельно: – Ваши дела настолько плохи, мастер?
Вместо ответа я потыкал пальцем в лютню и изрек громко:
– Так ты говоришь, струн такого качества больше не достать?
– Ой, нет; это наша, хогговская работа… Больше таких не делают: спрос невелик, ибо дорого, а страна обнищала, вот и не делают больше… – И еще громче: – А кушать-то как хочется! А кушать-то и нету! Не знаете, любезный герцог Лирна, когда в сей обители подают завтрак?
Фальшивый герцог пробубнил что-то из своего закутка. Дескать, разговаривать с прихвостнем Ренквиста – себя не уважать, да будем мы оба с Шутейником прокляты до третьего… нет, до седьмого даже колена!
Я сказал тихо:
– Барон говорил со мной. Предложил мне кое-что… серьезное и важное. Очень серьезное. Очень важное. Но я одно понял: если я соглашусь с ним, стану рядом с ним, то превращусь… превращусь в…
– В коровью лепеху, наверное?
– Ты верно подбираешь определения. Но я не хочу становиться куском… коровьего навоза. Я хочу попытаться… попытаться изменить жизнь вокруг к лучшему… Сделать то, зачем меня призвали. Пожалуй, Ренквист прав: у каждого человека должна быть мечта, и сейчас я ее обрел. Если получится у нас сбежать и до Норатора добраться, я… Впрочем, не важно. Пока – не важно. Я втерся в доверие к Ренквисту, и он не заковал меня в цепи, скоро освободит… Но только меня одного. Ты и Амара нужны ему как заложники… моей доброй воли. И ему я нужен – очень… Он меня отпустит. Но сначала, как обещал, накормит… Придут несколько тюремщиков… Ты их отвлечешь.
– Песни, танцы?
– Да что угодно, лишь бы они повернулись ко мне спинами, а к тебе – мордами… Я не знаю, сколько их будет – один, двое или трое. Если больше – вряд ли что-то получится.
– Я не смогу есть здешнюю жратву! У меня от нее будут колики! – вскричал гаер драматически. И шепотом: – Получится. Я вас понял, мастер Волк… Я отвлеку, сумею, есть у меня безотказный прием – поверьте, все ко мне повернутся и удивятся безмерно; да, безмерно удивятся… Как только повернутся – бейте в затылок со всего маху своей вещичкой. У людей косточки хрупкие… Убейте с одного удара самого сильного, а остальных как сможете, но самого сильного обязательно убейте… Я отвлеку и помогу. А этот? – кивок на лже-Бернхотта.
– Хорошо что напомнил. Ты уверен, что сейчас нас не подслушивают?
– Не подслушивают.
– И еду пока не несут?
Шутейник покрутил головой.
– Жрачку разносят в другом коридоре, тушеная капуста, кажется, и супчик из свинских помоев… Но скоро будут у нас.
