– Брай оставили немного эльфийского листа. Очень хороший, такого сейчас и не достать.
Эльфийский лист пах сладковато и, в общем, приятно, он не драл нос, как табачный дым. Это было то самое курево, что стлалось над становищем брай вечером.
Моя проводница расхохоталась.
– Ты так принюхиваешься, словно никогда не пробовал эльфийский лист.
Пуаро в юбке! Вернее, в штанах. Но смысла таиться больше нет. Я признался:
– Нет, ни разу.
– Ну тогда затянись.
Я взял трубку из ее рук и втянул пряный сладкий дым. Эльфийский лист бодрил, успокаивал нервы. По телу разлилось приятное тепло, но голова осталась светлой, не то что от «чуда».
Амара сказала, выпустив дым через ноздри:
– Твое первое тело, милый господин, очевидно, мертво. Именно поэтому по тебе выли псы. Твою душу выдернут… рано или поздно, чтобы вернуть настоящего Торнхелла в родное тело. Амулеты брай, конечно, сила, но их не хватит надолго. Насколько я знаю, жить тебе осталось в этом теле около двух лет.
Мысленно я послал ее, и Белека, и весь Санкструм к черту. А потом, смирившись, криво улыбнулся.
Амара смотрела на меня, и во взгляде ее жалость смешивалась с теплом.
– Как тебя зовут-то по правде, милый господин?
– Зови меня Аран. Аран Торнхелл. – «…будущий архканцлер», – мысленно прибавил я.
Два года? Ну нет. Это мы еще посмотрим. В этом мире есть магия, а у меня будут деньги и рычаги влияния. Я сделаю так, что два года моей жизни превратятся в двадцать, а может, во все пятьдесят лет.
Значит, директива такая. Мне придется спасать не только Санкструм, но и самого себя.
Но я спасу.
Я знаю это.
Я смогу.
Глава 17
Мы продолжали неспешный путь. Амара выбирала глухие проселки, ориентируясь на местности, как заправский индеец. Вообще, женщин бог наградил топографическим кретинизмом до той степени, что они могут заблудиться среди трех сосен – в буквальном смысле, но Амару при награждении он, видимо, обошел. Она знала, куда править. Почва под колесами шарабана, к счастью, не успела еще сильно раскиснуть, и копыта лошадей не увязали в дорожной грязи, что бывает, если распутица длится несколько дней подряд. Короче говоря, ехать было можно. Солнце, словно решив отыграться за вчерашнее, уже начинало припекать, от дороги поднимался пар. К полудню я, не утерпев, с гримасой отвращения натянул на себя влажную одежду и выбрался из повозки, дабы размять ноги. Амара покосилась на меня, но ничего не сказала.
Холмы, перелески, поля… Кругом ни души. Будто тебя перенесло в мир, где ты наедине с женщиной… любимой, разумеется, и все в этом мире для вас двоих…
Иллюзия, разумеется. Особенно в том, что касается любви.
Я шел рядом с женщиной, которая могла выиграть конкурс на самое уродливое лицо на свете, шел и бомбардировал ее вопросами о новом мире:
– Амара, кто такие хогги?
Она задрала брови на середину лба: ну несмышленыш, что с него взять – младенец самый настоящий!
– Они живут среди нас… среди людей, очень давно. Их племя немногочисленно. В горах у них золотые прииски.
– Они… они не люди?
– Проснись, Торнхелл – конечно нет! У них золотые прииски и банки по всему Санкструму. Они дают деньги в рост, они безумно богаты. Их правящая верхушка – это дюки, владельцы несметных сокровищ. Чем богаче дюк, тем он толще – считается, что деньги приходят только к тем, кто много ест, поэтому они едят, жрут в три горла и рано умирают. Но остановиться не могут – им надо жрать и богатеть, в этом философия жизни дюков.
Я вспомнил жирного уродца, обмотанного золотыми цепями, на улице Выселок. Значит, хогг. Больше похож на гнома… во, точно – гномами и буду их называть… иногда.
Я достал бумагу, оставленную мне Белеком, и прочел еще раз:
«Долги Санкструма основные:
Анира Най – Гильдия. Опасна как рысь. Безжалостна есть. Долги?
Баккарал Бай – дюк. Банкир. Деньги – фетиш его. Долги официальные многотрудные.
Посол Сакран – долги?
Посол Армад – долги?»
Вот Баккарал Бай, очевидно, главный дюк хоггов. Банковская система, надо полагать, полностью или частично в руках гномов, поскольку они занимаются ростовщичеством и имеют доступ к золоту. Ну ладно. Разберемся на месте. Договоримся. Найдем рычаги влияния. Не стоит забывать, что госдолг Санкструма держат еще три человека. Хм, человека ли?
– Амара, а в Санкструме живут эльфы?
Меня вновь накормили взглядом терпеливой медсестры из желтого дома.
– Торнхелл, я не спрашивала, ибо уважаю твои переживания, но, черт тебя дери, из какой преисподней ты прибыл? Ладно, не надо, не отвечай. Я скажу. Избранные бессмертные давно вымерли.
– Бессмертные – вымерли?.. – Тут бы мне следовало сказать: «Ха!»
– Да, эльфы все передохли больше трехсот лет назад. Никто не знает, что произошло в точности. Они подцепили какую-то мерзкую хворь. Да, смешно – бессмертные передохли. – Она горько рассмеялась. – Говорят, они гнили заживо, там, в лесах… Страшно кричали в мучениях. Вот предание… Согласно ему, эльф согрешил с человеческой женщиной, что строжайше запрещено эльфийским законом… И закон этот исполнялся, пока… Всегда есть слабые и любопытные. И похотливые. И такие, кто не может сдержать свою похоть, будь ты даже трижды эльф. Женщина была больна черным мором, но не знала об этом… Бывает так, что человек носит в себе хворь, а сам не болеет.
– Тифозная Мэри!
– Что-что?..
– Это из моего мира. Нарицательное имя женщины, которая травила людей своей болезнью, отрицая, что больна. Она и правда была скорбна на голову и не понимала, что занимается убийством.
– О! Надеюсь, ее удавили, а труп бросили собакам.
– Нет, она дожила до старости под арестом, но ее вскрыли после смерти и нашли… – Как же ей сказать про тифозные бактерии, которые нашли в желчном пузыре Мэри Мэллоун? Не поймет ведь… – Нашли болезнь внутри.
Амара кивнула:
– Я тебя поняла. Эта женщина была чем-то подобным… Эльф заразился от нее и перенес болезнь в леса, заразив остальных. Говорят, даже обычное его касание приносило болезнь любому эльфу… Черный мор странно повел себя. У людей он проявляется почти сразу, но с эльфами получилось иначе… Мор словно затаился и передавался от эльфа к эльфу без видимых последствий… Но прошло несколько лет, может, даже десяток или два, и вдруг – в один момент – заболели все и скончались очень быстро в страшных муках. Все леса эльфов превратились в кладбища.
Угу: попав в организм, отличный от человеческого, вирус непредсказуемо мутировал.
– Теперь эльфийские леса называются Лесами Костей. Они прокляты. Там нет животных и птиц, только непогребенные кости. И снег. И, возможно, призраки. Смельчаки, бывает, лезут туда за оружием и сокровищами, но назад мало кто возвращается. Леса травят окрестные земли – весной и летом из них выползает ядовитый зеленый туман, от которого полегает и чернеет пшеница, домашняя скотина болеет, а люди – дети и старики – могут умереть.
