С этими словами он развернулся и вышел из палаты, так и не объяснив Куликовой ход предстоявшей завтра операции.
«Зачем она делает это? – думал он, шагая по переходу в административный корпус. – Такое ощущение, что старается оттолкнуть от себя как можно больше людей, даже тех, кто пытается ей помочь. Может, психолог прав и она действительно что-то скрывает?»
Сегодня было его дежурство, Матвей успел сходить в кабинет к Аделине, проконтролировать, чтобы она поехала домой, а не засиделась, как обычно, за бумагами. Она, конечно, заворчала, но подчинилась и покинула здание клиники, пообещав утром привезти ему свежую рубашку. Проводив Аделину, Матвей сделал обход в послеоперационных палатах и вернулся в ординаторскую. Работы не было, Мажаров маялся от безделья и прокручивал в голове завтрашнюю операцию. Неожиданно дверь ординаторской распахнулась, и на пороге возникла Куликова в своей неизменной толстовке с натянутым на глаза капюшоном.
– Можно?
– Ну, вы ведь уже вошли, – закрывая на мониторе окно с ее фотографиями, сказал Матвей.
– Я пришла извиниться, – объявила Куликова, входя и усаживаясь на диван.
– Да? А что вдруг?
– Подумала, что не стоит грубить человеку, который завтра окажется над моим лицом со скальпелем в руке.
– Вы это серьезно?
– Более чем, – заверила она без тени улыбки.
– Наталья Анатольевна, вы всерьез думаете?..
– Господи, да у вас совершенно отсутствует чувство юмора, – сочувственно сказала Куликова, чуть сдвинув капюшон с лица. – Как вы живете с таким каменным выражением лица?
– Я же не спрашиваю, как вы живете с вечно капающим с языка ядом.
– Один – один, – оценила она. – Вы правы, живу тяжело. Но привыкла за столько лет.
– Ну, вот и я привык. У вас все?
– Не сердитесь, Матвей Иванович, я совершенно не хотела вас чем-то обидеть. И очень вам благодарна за то, что вы делаете. – И Матвею вдруг показалось, что он не слышит ни капли искренности в этой фразе.
– Считайте, что я принял ваши извинения. На ночь я назначил вам снотворное, отдохните перед операцией.
Он надеялся, что после подобной отповеди Куликова встанет и покинет ординаторскую, но нет – она продолжала сидеть, сверля его тяжелым взглядом исподлобья.
– У вас что-то еще?
– Мне интересно, какая женщина должна быть у такого мужчины, – негромко сказала Куликова, по-прежнему не сводя с него взгляда.
– Ну, уж это вас точно не касается, – внутренне свирепея, произнес Матвей.
– Как знать… – загадочно изрекла Куликова и встала. – Действительно, мне пора прекратить дразнить вас, хотя, не скрою, это очень интересно. Вы отлично владеете собой, очевидно, это издержки профессии. До завтра, Матвей Иванович. – И она вышла из ординаторской, совершенно неслышно закрыв за собой дверь.
«Она точно ненормальная, – вздохнув, с раздражением констатировал Матвей. – И дело тут, похоже, вовсе не в ее комплексах, она просто такая – и все».
В операционную он шел совершенно спокойным, хорошо выспался ночью и чувствовал себя прекрасно. В соседней предоперационной мыла руки Аделина, о чем-то оживленно разговаривая с Филиппом, которого взяла сегодня ассистентом – предстояла довольно сложная пересадка кожи. Матвей мысленно пожалел о том, что назначил Куликову на сегодня, мог бы сам поработать с Аделиной, но потом вспомнил, что они договорились не делать этого.
– Понимаешь, я не хочу, чтобы пошли какие-то слухи, – сказала Аделина. – Я никогда раньше не брала тебя ассистентом, так к чему начинать эту практику теперь, когда мы… ну…
– Я понял, – улыбнулся Мажаров, забавляясь ее смущением и ярким румянцем, вдруг залившим обычно бледные щеки. – Оставим все как есть, хотя мне, безусловно, жаль упускать такую возможность.
– Ничего, посмотришь в записи.
На том и разошлись, и теперь Матвей готовился к своей операции, а Аделина, похоже, инструктировала Филиппа, проговаривая ему ход процедуры шаг за шагом. Мажаров вдруг вспомнил, что именно так всегда поступала ее мать, Майя Михайловна, когда брала кого-то из своих студентов в операционную. Он знал, что Аделина никогда не бывала на операциях матери, но, видимо, переняла эту манеру инстинктивно. Он знал и то, что в квартире Драгун хранится целый архив Майи Михайловны, состоящий из записей и видеокассет, которые Аделина то и дело просматривала в кабинете. Драгун-старшая была общим хирургом, но Аделина всякий раз находила в ее технике что-то пригодное для собственной работы.
Когда он спиной ввалился в операционную, держа перед собой чистые руки, Куликова уже спала на столе, а в изголовье сидел анестезиолог Сергей, внимательно наблюдавший за показаниями на мониторе.
– Ну что, сегодня дарим даме новые губы и разрез глаз? – спросил он, пока Матвей, уже в халате, совал руки в стерильные перчатки.
– Да. Надеюсь, это сделает ее хоть немного мягче.
– Ты знаешь, она какая-то странная, – сказал Сергей, поворачиваясь на крутящейся табуретке. – Сейчас разговаривали с ней, пока к наркозу готовились, так она у меня почему-то спросила о жене.
– Да? Странно. Меня тоже вчера пыталась на подобный разговор вывести.
– Знаешь, до чего договорились? До того, что любовь нужно постоянно доказывать. И что в доказательство этих самых чувств людям непременно нужно видеть чужие мучения и страдания. Хорошая теория?
– Глупая.
– Ну, почему? Возможно…
– Слушай, Серега, я даже обсуждать этот бред не хочу, – прервал Матвей. – Вряд ли твоей супруге нужно, чтобы ты каждый день испытывал мучения и наконец-то понял, что ты ее любишь. Нормальные люди такими категориями не мыслят.
– А Куликова, по-твоему, ненормальная?
– Серега, мы зачастую имеем дело с травматиками – в том смысле, что они сами травмируют себя мыслями о несовершенстве собственной внешности. У кого-то это в большей степени, у кого-то в меньшей, а у Натальи Анатольевны просто через край. Но мне, как человеку нормальному, эти ее теории глубоко отвратительны. Так что давай-ка сосредоточимся на исправлении ее внешности, раз уж не в наших силах исправить ее внутреннее.
Сергей изобразил аплодисменты и снова отвернулся к монитору.
– Начинаем. Скальпель, – и Матвей привычным жестом протянул руку в сторону стола с инструментами.
Через два часа все было закончено. Наложив на все лицо Куликовой повязку, Матвей испытал неожиданное облегчение. Если все пройдет без осложнений, он через пару недель передаст все заботы о Куликовой врачу в реабилитации и забудет о ней, насколько это вообще возможно. Определенно, общение с этой женщиной давалось ему тяжело и вызывало только негативные эмоции, каких Матвей давно не испытывал.
Аделина
Моя жизнь внезапно изменилась, и я с удивлением обнаружила, что эти изменения мне нравятся. Все страхи ушли, прошлое отступило в тень, и теперь я просто жила каждый день, чувствуя себя совершенно другой. Меня по-прежнему увлекали работа и клиника, но теперь это не отнимало сто процентов моего времени. А главное – мне было к кому возвращаться домой. Вернее, с кем. Мы вели себя как подростки, на работе сохраняя отстраненно-деловые отношения, но в сообщениях, отсылаемых друг другу при первой возможности, позволяли себе быть собой – влюбленными людьми, нашедшими, наконец, друг друга. Матвей вне клиники оказался совершенно иным человеком, просто удивительно, как я не заметила этого за предыдущий год нашего общения. Возможно, все дело в том, что я никогда не рассматривала его как мужчину, только как коллегу. Мы бываем удивительно слепы…
