Он шагнул мне навстречу, как-то смущенно сунул в руки букет цветов, оказавшихся орхидеями, и взялся за выдвижную ручку чемодана:
– Как долетела?
– Нормально.
– Не спрашиваю, почему так рано.
– И не спрашивай, потом как-нибудь… – пробормотала я, тоже испытывая странную неловкость, как будто мы на свидании вслепую и прежде никогда не встречались.
Была пятница, и я спохватилась, что оторвала Матвея от работы, но он только рукой махнул, сказав, что оставил клинику на Василькова:
– Он, конечно, ворчал, но согласился.
– Ну и как тебе в моем кресле? – поинтересовалась я по дороге на парковку.
– Больше не сяду, – рассмеялся Матвей. – Нет, серьезно – я уж лучше в операционную.
– Не понравилось начальствовать?
– Ну, может быть, если бы у меня была возможность понукать рабов, сидя на троне, а не подписывать горы каких-то непонятных мне бумажек, тогда я мог бы еще раз попробовать, – веселился Мажаров, открывая багажник и забрасывая туда мой чемодан.
– Нет уж. Кресло идет вместе с неприятными обязанностями, а не только с бонусами.
Мы выехали с парковки и направились в город. Судя по всему, все время моего отсутствия здесь стояла жара не хуже испанской, даже листья на деревьях пожухли. Да и сегодня, кажется, день не будет прохладным. Ну, что поделать… сейчас приму душ, отосплюсь, завтра на кладбище поеду. И тут я поймала себя на мысли, что в моих планах отсутствует такой элемент, как сидящий за рулем Мажаров. Интересно, как развернется ситуация дальше, что мне делать, как вести себя? Пригласить зайти? О, господи, нет, я не готова к этому, чувствую, что не готова… Нужно срочно выдумать какой-то благовидный и необидный повод не произносить вслух приглашение на чашку чая…
– Я надеюсь, ты отгуляешь весь отпуск? – спросил он, и я вздрогнула:
– Что? Почему?
– Почему надеюсь? Потому что ты отдохнувшей не выглядишь.
– В понедельник планировала выходить. Да и тебе, как я понимаю, некомфортно.
– Ну, еще пару дней я вполне могу потерпеть, а ты бы постаралась все-таки дома побыть.
– Лучше расскажи, что в клинике.
– Все в порядке. Операции по плану, реабилитация тоже. Твоего немедленного вмешательства не требуется.
– У меня такое ощущение, что ты скрываешь что-то, – улыбнулась я, взглянув на Матвея, и тот подтвердил:
– Конечно. Всегда найдется, что скрыть.
– Я серьезно.
– Да и я не шучу. Психолог наш под меня копает, скажу сразу. Присматривается, прислушивается, вчера в какой-то ерунде обвинил, думал, видимо, что я не стану разбираться.
– Да? – насторожилась я, вспомнив, как перед отпуском Евгений Михайлович и мне говорил нечто странное, пытаясь обратить внимание на отношение Мажарова к операциям.
– Ты серьезно? Или он и тебе уже успел что-то напеть?
– Почему напеть? Поделился сомнениями.
– Сомнениями? А откуда у него основания сомневаться в моем профессионализме? Он что – большой специалист по пластике? Откуда ему знать, что профессионально, а что нет? Как он может оценить мою работу? – вскипел вдруг Матвей, и я успокаивающе положила руку на его колено:
– Не кричи. Он ничего не оценивает, просто…
– Просто? Аделина, давай начистоту – если мне не доверяют, так, может, мне стоит поискать другое место?
Я отдернула руку, как будто обожглась:
– Ты с ума сошел? Зачем говоришь это? Если хочешь уйти – собирайся и иди, я никого не удерживаю. Но и от истерик меня избавь, я этого и в женщинах терпеть не могу, а уж в мужчинах…
Матвей вдруг свернул на обочину, припарковался, заглушил двигатель и, отстегнув мой ремень безопасности, довольно грубо притянул к себе:
– Прости… не знаю, что на меня нашло, устал, видимо… – руки его, сжимавшие меня в объятиях, как-то обмякли, Матвей уткнулся лицом мне в шею, как раз в длинный тонкий рубец от раны, и часто задышал.
Я осторожно высвободила руки и обняла его, чувствуя под пальцами бугристые мышцы и вдыхая аромат туалетной воды. Мы никогда не позволяли себе чего-то кроме дружеского поцелуя в щеку – я не хотела, а он не торопился, и сейчас все было каким-то новым, незнакомым, словно мы все-таки решились перешагнуть грань. Собственно, я решилась.
– Поедем ко мне, – неожиданно для себя прошептала я Матвею на ухо, и он вздрогнул, чуть отстранился:
– Ты… серьезно?
– Я тебя очень прошу – поезжай, пока я не передумала, – пробормотала я, пряча лицо в ладонях.
…Я долго не открывала глаза, как будто боялась, что все исчезнет, окажется сном, не более. Но нет – стоило чуть сместить руку влево, и она коснулась горячей кожи Матвея, распластавшегося рядом на кровати. Нет, это не сон, не фантазия, это действительно случилось со мной только что. Я осторожно перевернулась на бок и провела пальцем по бицепсу Матвея. Он вздрогнул и открыл глаза:
– Ты не спишь? Мне показалось, ты уснула.
– Нет…
Я смотрела на него и видела в его глазах такую нежность, что стало даже немного больно где-то внутри – на меня уже очень давно никто так не смотрел. Никогда, если быть точной.
– Как мы будем жить дальше? – с легкой улыбкой спросил Матвей, намотав на палец прядь моих волос, свесившуюся ему на лицо.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, вот после отпуска ты вернешься в клинику, и?..
– Ты хочешь, чтобы я с порога объявила о нашей связи?
Матвей поморщился:
– Где ты такое слово вычитала? В старых книжках?
– Ну, иначе назови. – Я осторожно высвободила волосы и легла на спину, натянув до подбородка покрывало.
– Деля, я не требую, чтобы ты объявляла о наших отношениях, я прекрасно понимаю, что тебе и так непросто будет. Дело ведь не в том, как все это называется. Дело в том, что мы с тобой, понимаешь, мы с тобой, ты и я, будем делать с этим.
– Чего ты хочешь? – Я перевернулась на живот и уперлась подбородком в его грудь. – Жить вместе? Дело не в тебе, ты только не подумай…
– Я отлично знаю, в чем дело. Вернее, в ком. Но и это тоже пройдет. Тебе надо научиться прощать и прощаться, так будет легче.
Мне стало жутко неудобно и холодно внутри – неужели мои чувства к Одинцову до сих пор не остыли и видны даже со стороны? Но ведь это не так! Не так! Я почувствовала, как глаза наполняются слезами.
– Ну, здравствуйте! – Матвей быстро сгреб меня в охапку, уложил сверху и взял лицо в ладони: – Не плачь. Я все понимаю. И подожду. Я уверен, что ты оттаешь, впустишь меня в свое сердце. Видишь, как я умею высокопарно выражаться? Нравится? – Он осторожно целовал мое лицо, и я прямо физически чувствовала, как становится легче. Мне показалось, что Матвею я могу доверять, и он не предаст этого доверия, не обманет меня, как Одинцов.
