Да, чем больше суеты в этой жизни, тем больше ценишь добытый в трудном походе «тазик». Туда, сюда – даже по населенному центру Углегорска делать эти крюки пешком я бы задолбался, а теперь все прилично – на машине, как их сиятельство. Заехал в Горсвет, в честь завтрашней поездки получил карабин с двойным боекомплектом, оттуда сразу на аэродром рванул: время уже поджимало.
Сегодня весь персонал был в сборе. В ангаре было шумно, работали у всех машин, пахло лаком – Серега замазывал эмалитом заделанные дыры в плоскостях Настиного самолета. Сама «товарищ красный военлет» с грозным видом стояла на нижней плоскости самолета, одетая в широкие штаны с подтяжками и рубашку с засученными рукавами. Несмотря на такой наряд и общую чумазость, выглядела она удивительно сексапильно, на мой взгляд, а всякие не мои взгляды мне по большому счету до лампочки.
Здороваясь со всеми на ходу, я пошел в ее сторону. Увидев меня, Настя ловко спрыгнула на пол, придержав рукой кобуру, и направилась навстречу, заранее подставляя щеку для поцелуя. Но обманулась: поцеловал я ее в губы.
– Закончила?
– Почти: минут через десять закончу – и поедем, – ответила она, неопределенно махнув рукой в сторону самолета, желая показать, с чем она должна закончить.
– Я подожду, – кивнул я, присаживаясь на грубо сколоченную скамейку, приткнувшуюся к кирпичной стене ангара.
– Лучше в учебный залезь и к органам управления привыкни, – сказала она. – Завтра занятия.
– Завтра не выйдет, – вздохнул я вполне искренне, потому как учиться летать хотелось. – Изменения в служебном статусе, завтра другие дела возникли.
– Блин, началось, – вздохнула она. – У нас и так одно занятие в четыре дня, куда еще его переносить?
– Ну… сложилось так, дома расскажу, – развел я руками. – Обещаю учить матчасть усиленно пока.
– Матчасть? – переспросила она. – Ну… взлетный вес у По-2 какой?
– Девятьсот двадцать два кила. И шестьсот шестьдесят пять у пустого.
– М-да? – глянула она скептически. – А скорость в момент отрыва?
– От семидесяти пяти до восьмидесяти.
– Ну ты смотри, запомнил, – засмеялась она. – Но ты все же не пропускай потом, ладно? Я на завтра подготовилась, целую лекцию сочинила, а тут…
Как бы то ни было, а в стоящий у дальней стены самолет я забрался. А что тут изучать? Приборчики все простые: вариометр, указывающий скорость снижения или подъема, альтиметр, указатели давления и температуры масла. Тахометр на стойке, пусковое магнето и заливной насос. Две педали, сектор дросселя, рукоятка управления с резиновой ручкой, как у велосипеда. И все. И что тут учить?
Похватался руками – сначала так, потом с закрытыми глазами, поерзал задницей в неудобном кресле, – да и все, что еще делать в кабине?
– Пошли, я все! – крикнула Настя.
«Все» была не только она: собирались и остальные. Складывали инструмент, стаскивали рабочие комбинезоны, собираясь по домам. Мне было видно через открытую калитку, как Марат завел полуторку, оставив ее прогреваться.
– Развозите народ по домам? – предположил я.
– Конечно, темно же на улице, – кивнула Настя.
– А вездеходик, который «АР-43», он чей? – поинтересовался я насчет интересной машины.
– Наш, аэродромный. Пока ты не появился, мы с Колей друг друга подвозили до дому на ней.
– А сегодня он, как барин, один едет?
– Сегодня он, как сторож, дежурить остается, – засмеялась она.
Действительно, Коля уже поднялся на второй ярус и стоял там у перил с автоматом на плече, поглядывая на нас сверху.
Выбрался из тесной кабины на плоскость, спрыгнул на пол.
– Пошли?
– Есть хочу, давай купим что-нибудь домой, – сказала Настя, забираясь в машину.
– Я пирожки купил и молоко, – указал я на противогазную сумку, лежащую в машине. – Только остыли небось, там еще горячие были.
– Ничего, я и так умну, – обрадовалась она.
– Не обедали, что ли?
– Обедали, да день был суматошный, умоталась. И оголодала.
«Тазик» резво и радостно довез нас до дома, где и затих, пристроившись у самого подъезда, пощелкивая остывающим двигателем. Дверь открыла жена коменданта, придирчиво выполнившая процедуру «светового теста», квартира встретила темнотой и заметной прохладой. Пощупал батарею – вроде теплая, а дома холодно.
– Держи, я паклю и газету прихватила с работы, – сказала Настя, выкладывая на столик небольшой сверток. – Клей тоже там, в баночке.
– Отлично, – обрадовался я. – А то тут ненамного лучше, чем на улице. Так, ножницы у нас есть?
– Только маленькие, маникюрные, – подумав, сказал она. – Дать?
– Не, не надо, я ножом порежу.
А что, дело нехитрое – сложил да по сгибу разрезал. Вполне аккуратные полоски получаются. А резать буду бритвой, завтра ее на ремне направлю только перед тем, как бриться.
Настя пристроилась за столик с молоком и пирожками, а я сразу занялся делом, вооружившись кухонным ножом и заталкивая скрученную паклю в щели рам.
– Так куда ты завтра? – спросила она, взявшись за первый пирожок.
– В Сальцево. С Федькой.
– А что так подперло? Что там у вас случилось?
– К Милославскому в помощь откомандировали. Вот и хотим кое-что проверить, до того как начнем. Он вообще как, на твой взгляд, доверять ему можно?
– В каком смысле?
– В прямом. Имеет ли он привычку кататься на подчиненных в рай и разменивать их по ходу на всякое полезное для себя, имеет ли привычку обманывать… ну и так далее.
Она пожала плечами, отпила молока из стакана, затем сказала:
– Я вообще не так чтобы в друзьях с ним, но… вообще, он себе на уме, конечно, не мать Тереза, но плохого о нем тоже не слышала. По крайней мере, из его управления на него всерьез никто мне не жаловался, хотя болтала со многими. Но сам понимаешь, это не источник информации.
Понятное дело, но хоть что-то.
– Слушай, – вновь заговорил я, – а у него действительно так много влияния или он выпендривается?
– Много, он же один из первых тут, кто людей организовывать взялся. Если реально смотреть, то он, пожалуй, после главы Администрации, Леонова, второй или третий человек, вместе с главным военным, Евстигнеевым.
– Евстигнеев чем командует?
– И комендатурой, и разведбатом. Только Горсвет не подчиняется, ваш Беленко к Леонову напрямую ходит. Ну и чекисты сами по себе.
Ага, уже кое-что проясняется. Расклад сил в городской верхушке, по крайней мере. У Милославского с этим самым Евстигнеевым, видать, трения есть, недоделенное влияние. Вот и не хочет профессор одалживаться. Сейчас одолжишься, а потом тебе за эту самую услугу малую гол забьют. Поэтому вынужден идти к Беленко нашему, который вроде сам по себе.
