– Ну вот, как раз про вас материал… провалились вместе с сараем, в сарае был генератор. Так?
– Верно.
– Хорошо, – кивнул он. – Вопрос второй… в горбезопасности сказали, что вы ездили туда просто так, место посмотреть, так?
– Верно, – улыбнулся я.
– А почему, кстати? Не в упрек – просто интересно.
– А им зачем знать? Генератор мой, а не вещественное доказательство. Перестраховался, короче.
– Понятно, правильно сделали, наверное. Но мне сказали правду, так?
– Так.
– И вот тут самое интересное и начинается, – сказал Милославский, что-то помечая галочкой. – Почему решили осмотреть тот дом? Только честно, подумайте сперва хорошенько.
– Честно? – Я и вправду задумался. – А я и не знаю, если честно. Загрузили агрегат, можно было ехать, а тут как подсказал кто-то: мол, посмотри домик. Тянуло к нему, что ли…– Я пощелкал пальцами, силясь подобрать правильное слово. – Ну… ну вот надо было, и все тут.
– Понятно, – явно довольный ответом, кивнул Милославский. – А Федор Мальцев никаких таких чувств ведь не испытывал, так?
– Нет, – вспомнил я поведение Федьки. – Он хотел быстрее уехать, и все тут. Это к чему вы?
– А как вы думаете? – ответил он вопросом на мой вопрос.
– Ну… если навскидку, то полагаете, что я как-то связан с жертвой в подвале?
– Тепло.
– Жертва вызвала мой провал? – уточнил я.
– Еще теплее, даже горячо уже, – сказал Милославский. – Есть теория, что некоторые провалы вызваны искусственно – как ваш, в частности. И занимаются этим те, кого принято именовать сектантами, а мы зовем адаптантами.
– Зачем?
– Кто бы мне самому объяснил, – вздохнул он. – Я же говорил, что даже пленные адаптанты не слишком разговорчивы. Вот пока и не выяснили.
– А как другие провалились?
– Думаю, что эти самые провалы нечто вроде естественного процесса. А вот адаптанты пытаются научиться создавать их искусственно, и иногда у них получается.
– Жертвоприношениями? – удивился я.
– А почему бы нет? – пожал он плечами. – В этом же никакой мистики, собственно говоря, нет. Когда жертву мучительски убивают, выбрасывается такое невероятное количество энергии, что она способна не только слой миров проколоть, но, наверное, и сдвинуть их с места смогла бы, если бы ею кто-то мог управлять.
– А для чего им?
– Это тоже хороший вопрос, на который пока никакого обоснованного ответа у нас нет. Можем только предполагать.
– И что предполагаете? – продолжал я наседать на него.
– Предполагаем, что они хотят совсем не того, что получают. Хотя бы потому, что, когда вы провалились, они вас там не встретили.
– Сочли эксперимент неудачным? – уточнил я.
– Верно, что-то получилось не так, как планировалось, и они просто ушли. А затем туда провалились вы, к великому вашему везению их не встретив. А то бы оказались второй жертвой, что я очень допускаю.
– И все же?
– Все же? – поднял тот брови. – Думаю, что они пытаются построить тоннель отсюда. И не уверен, что для самих себя.
– Для Тьмы?
– Именно так – для нее, родимой. Нашли же они какую-то форму сожительства с ней, верно? Вы же были близко к Тьме? Как ощущения?
– Тяжкие, – честно ответил я. – Страх, жуть, мысли путаются, руки трясутся.
– А для них граница с Тьмой стала естественной средой обитания. Они ведь даже внешне меняются.
– Сильно? Или только глаза?
– Не видели никогда?
– Откуда мне? – удивился я вопросу. – По моей службе только всякие «пионеры» с хмырями встречаются, а сектантов этих, или адаптантов, из самолета только видел. Так вроде люди как люди, если смотреть сверху и издалека.
– Ну да, издалека точно, – сказал Милославский. – Знаете, я вам их покажу. Хотите?
– Покажете?
– В горбезопасности сидит несколько, и у нас на Ферме есть. Слышали про Ферму?
– Ну так, краем уха, – уклончиво ответил я.
– Мы и не рекламируемся особо. Завтра после дежурства свободны?
– М-м…– растерялся я. – Вообще были планы…
– А вы их отмените, – сказал Милославский довольно жестко, что уже следовало воспринимать как приказ. – Потому что я вас могу и повесткой вызвать: вы для нашего отдела большой интерес теперь представляете. Другое дело, что вы, как я понял, человек любознательный, так что все у нас будет взаимно – вы нам поможете, а мы вам. И не только знаниями, может быть. Договорились?
– Разумеется, – усмехнулся я. – Планы изменим, с утра к вам заеду.
– К двум часам подходите – прямо в кабинет, я предупрежу.
Некоторое время ехали молча, затем я сказал:
– Мне тут вчера интересную вещь рассказали…
– Да?
– О том, что если беременную женщину на раннем сроке привезти на границу Тьмы, то беременность куда-то девается. Это правда?
– Это правда, все верно, – кивнул он. – А что конкретно хотели спросить?
– Почему? Как так получиться может?
– Доказательств не имею, но… Полагаю, что в этих местах время идет в обратную сторону.
– В смысле?
С этим вопросом я как-то начал повторяться, как мне кажется. Ну да и ладно.
– В смысле самом прямом – оно идет в противоположном направлении. Мы же говорили с вами о природе Тьмы, если мне память не изменяет.
– Да… Тьма – это то, куда утекает эта самая наша река времени, – вспомнил я его слова. – Так?
– Так, но река не обязана течь прямо, а Тьма не должна сталкиваться со Светом. Сама суть аномальности Отстойника в том, что здесь пересеклось то, что пересекаться никак не должно, – Свет и Тьма. То, откуда к нам приходит наше время, и то, куда оно уходит. Это неправильно. И граница рождает временные аномалии. Как заводи у реки, где вода по кругу вращается, например. Водоворот.
Мне как-то сразу вспомнилось удивительно хорошее состояние машин, а главное – аккумуляторов, что мы взяли в Порфирьевске. Аккумулятор больше двух лет без постоянного надзора и подзарядки храниться не может, а тут – пожалуйста. А из того, что мне удалось узнать до этого, оно должно было быть хуже. И Федька доехал на своем «блице» до Углегорска с трудом, как он рассказывал: резинки все же рассохлись… А тогда Тьма, с его же слов, была подальше.
Вообще-то Милославский сказал нечто такое, что уже можно считать заранее окупившимся. «Гончие» «гончими», а вот возможность брать что-то почти новое в этом мире стоит многого. Над картой посидеть, посмотреть, где граница Тьмы отодвинулась…
