Девки, в кучу! Х… нашел!
Вы …тесь, я пошел!
Все это завершилось кратким, но удивительно залихватским соло на струнных, равно как сопровождалось лихим притопыванием тапочками в пол.
– Ну ты и Хендрикс! – восхитился я дарованием.
– А то! Дамы млеют, – легко согласился Федя, поворачиваясь и вешая балалайку на подобающее почетное место.
– Оно и понятно: настоящий талант никакие матюги не испортят.
– Хочешь научу? – поинтересовался он.
– Ага, спиши слова. Слушай, я бы еще в душ сходил, – сказал я, тормознувшись и подумав про то, что лучше сперва ножки-то помыть, прежде чем в одних тапочках идти в место, где люди едят. Не зря же в резиновых сапогах марш совершил.
– Ну давай до конца коридора, там увидишь, – легко согласился он, заваливаясь обратно на кровать и хватаясь за книжку. – Я подожду.
Утром разбудил всех громкий школьный звонок, который, как заранее предупредил Федя, был тут вместо гудка заводского. Кому надо, тот по нему вставал, а кому не надо, засыпал обратным порядком. Такое желание было и у меня, потому что проспать удалось всего часа два. Нет, в буфете я не хулиганил и пил чай с сочнями, и страшноватого вида опасную бритву купил, и щетку, и коробку зубного порошка, затем изучал, даже наизусть учил наставление по американскому карабину, но вот потом, как задули керосинки и улеглись, тут-то и началось. Как навалилось осознание того, что я и вправду провалился черт-те куда и что там бегает заполошно почти жена, вызывающая, наверное, милицию. Те задают вопросы, осматривают место, где стоял сарайчик с генератором.
А партнеры? Если меня месяц на работе не будет, то можно уже не возвращаться. Не то чтобы они люди плохие – просто соблазнов очень много, а человек по природе своей слаб. Трудно удержаться от того, чтобы не оприходовать жирный и, по всем приметам, бесхозный кусок…
Мысли неслись в голове как десятки шаров для боулинга, спущенных под откос, тяжко сталкиваясь и разлетаясь в стороны под самыми неожиданными углами, в закрытых глазах мельтешила череда образов один причудливей другого: там были и черные глаза с вертикальными зрачками, неожиданно появившиеся у моего партнера по бизнесу Димы Семиряхина, и зловещая тьма, окутавшая сортир в моем доме, куда я боялся подойти, хотя очень надо было, и какие-то черные птицы вроде гигантских ворон, летающие над головой и выкрикивающие невнятные угрозы. Сон ли был это, или грезил я наяву – точно не скажу, но спать это мешало чертовски. И когда я все же сумел заснуть, чутко и беспокойно, чертов звонок мотопилой резанул прямо по сведенному судорогой мозгу.
– Ох, ё…– протянул я, поднимаясь и по привычке шаря возле кровати в поисках бутылки минеральной и не находя ее, естественно.
У меня из-за сильно перебитого носа была привычка дышать ртом во сне, отчего утро глушило сушняком. Но сегодня я озаботиться не сумел – не нашел подходящей емкости под воду.
Федя же вскочил легко, натянул бриджи и, сунув ноги в тапочки, вышел в коридор, размахивая полотенцем и напевая:
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся Советская земля!
– Ага, мне бы тоже проснуться, – прохрипел я, мотая головой и пытаясь вырваться из-под навалившегося, как пыльная перина, сна.
Кое-как удалось, тоже поплелся умываться, почему-то в мыслях сбившись на «Марш авиаторов» – видать, Федей и антуражем навеяло.
Потом пришлось вспомнить, как мотать портянки. Приодеться в обновки решил, оставив на себе лишь старый свитер. Нечего из рядов выделяться, да и пригодятся мне еще, чувствую, мои резиновые сапоги. Тут таких, кажется, большой дефицит, поберегу.
Английская танковая куртка вызвала у Феди шквал расспросов. Узнав, что меня назначают на мотоцикл, он и вовсе обзавидовался.
– Везет тебе, Вовка! А я все в атаке охреневаю. А водила наш сидит курит, пока мы с фонарями по развалинам лазим. А сколько за баранку просился.
– Так мне сказали, что мотоциклы пустые, ездить некому! – удивился я.
– Не, мотоциклов че-то боюсь, – признался он. – Мне бы на машину.
Надев пояс с кобурой, причем весьма продвинутого вида – самоделка, видать, – он извлек оттуда легко узнаваемый ТТ, выкинул магазин из рукоятки, оглядел, заглянул в патронник, после чего зарядил оружие, поставив его на предохранитель. Какая-то деталь словно по глазам резанула – очередная мелкая неправильность.
– Федь, что не так с твоим стволом?
– В смысле? – не понял он.
– Чем от нормального отличается?
– Ну ты спросил! – удивился он. – Откуда я знаю, как там у вас было?
– А откуда ты «фендер стратакастер» знаешь? – требовательно спросил я. – Из моего слоя песенка.
– Да здесь от кого-то слыхал, – оправдался он. – А «Стены древнего Кремля» у нас тоже пели.
– А ствол?
– Да сам глянь, только не пальни случайно: патрон в патроннике.
Разницу долго искать не пришлось. Рукоятка отличалась формой – больше заваленная назад, так что пистолет было держать удобней, – и патроны оказались совсем другими: девять миллиметров, с довольно длинной гильзой, вполне тэтэшной. И вес у ствола солидный, от нашего ТТ отличный вроде. Серьезный агрегат. Еще предохранитель сбоку, как на американском кольте, заходящий в выемку затвора, – тоже непривычно.
– Ты гля…– удивился я. – И как?
– Шьет любую тварь насквозь, – ответил Федя.
– А пэпэша твой под такой же патрон?
– Ага, под такой.
То-то магазин в его автомате не такой изогнутый, как в том ППШ, что в нашей реальности в пользовании был. Заодно я обратил внимание, что назвал оружие «автоматом», как было принято у нас во время войны, и как тут, похоже, его именуют. Да я и не против, у меня от сочетания «пистолет-пулемет» язык в трубочку заворачивается.
Народ внизу толпился у «пепелаца», так и оставшегося на ночь во дворе, но мне Федя предложил пойти пешком.
– Тебе же фотографироваться? По пути ателье. Срочную съемку закажешь, в обед карточки заберешь. К вечеру документ выпишут.
– Ага, нормально, – обрадовался я. – Пошли тогда.
Дождя сегодня не было, но стало еще холодней. Сырость висела в воздухе, озноб забирался под одежду, заставляя радоваться приобретенной куртке и сохранившемуся свитеру. «Фураньку» я, кстати, тоже натянул на голову, а танковый шлем нес под мышкой, полагая, что меня наверняка сегодня захотят посадить на мотоцикл. А раз уж нормальных шлемов здесь нет, то хоть такой защитит, случись навернуться. А случится навернуться обязательно, потому что любой мотоциклист знает – невозможно кататься и не падать, рано или поздно ты со своего стального коня полетишь.
Мы шли по улице не одни: много народу спешило в разных направлениях, все по своим делам. Хватало и машин, на которые я глядел с настоящим восхищением – прямо музей на свободу вырвался и здесь катается. Видел и «виллис», и «бантам», и наш «ГАЗ-67», и «додж’ѕ», и знаменитый «студебекер» пронесся мимо нас, разбрызгивая лужи колесами. Протарахтел мимо трофейный серый «кюбельваген», пронеслись два советских мотоцикла М-72, в каждом по водителю и бойцу с пулеметом в коляске. Много было полуторок, которые тут, похоже, были за основное развозное средство, вроде «газели» у нас, некоторых машин я просто не знал. Может, их не было в моей реальности, а может, просто не видел – я специалист в них невеликий, знаю только то, что любили в хронике и в кино показывать.