Статья епископа Андрея произвела эффект разорвавшейся бомбы, особенно в высших церковных кругах. Ее перепечатали и прокомментировали во многих газетах. На случай, если кто-то не поймет, о ком идет речь, газеты называли «господина Предателя» по имени – Распутиным. Одна из газет предполагала, что после подобных нападок карьера епископа Андрея закончится11. Распутин его уничтожит. Но ничего такого не случилось – Андрей оставался епископом Уфы до 1921 года и стал жертвой сталинского террора в 1937 году. Распутин же никогда не выступал против Андрея, хотя в «Воскресной вечерней газете» в середине марта писали, что Распутин готовится к выпуску собственного еженедельника «Жизнь русского человека», что можно расценивать как подготовку к ответу своим врагам в печати12. Кампания против Распутина продолжалась весь март и апрель. Слух о том, что Распутин стал священником, был забыт, но затем вновь поднят на щит в качестве доказательства продажности Церкви. Ходили слухи, что Распутин развелся с женой, и влиятельные друзья активно помогают ему получить чин епископа13.
Дума подняла этот вопрос в апреле. Отец Федор Филоненко заговорил о печальном состоянии Церкви, находящейся под сильнейшим влиянием «некоторых проходимцев» из секты хлыстов, которых называют «старцами». (Голос из зала: «Распутин!») Следом выступил лидер партии кадетов Павел Милюков. Он повторил сплетню о том, что Распутин стал священником, словно это общеизвестный факт. А затем он достал пресловутое письмо Илиодора 1912 года, помахал им, сказал, что ему не разрешено читать его, но все же решил зачитать. Милюков сказал, что Саблер – «марионетка Распутина», что он получил свой пост благодаря Распутину. Милюков пошел дальше Филоненко, заявив, что не только Церковь, но и все государство находится под пятой «проходимца» Распутина14. Затем на трибуну поднялся князь Серафим Мансырев. Он сказал, что Распутин приобрел такую власть, что «терроризирует» всех, кто осмеливается критиковать действия Церкви и ее администрации. Церковные иерархи простерлись перед «этой личностью», и «наши несчастные барыни из великосветского общества» чуть ли не молятся на него, словно он какой-то бог. «Дальше идти нельзя», – заявил Мансырев. Его выступление было встречено громом аплодисментов15.
Все эти выступления печатались в газетах, и нападки Думы были хорошо известны всей стране. «Газеты полны описанием скандального заседания Гос. думы при обсуждении церковного бюджета», – писал в дневнике Лев Тихомиров 12 мая 1914 года.
«Злополучный Саблер был поражен протестами против его церковной политики с ярыми упоминаниями о Распутине. […] Вообще скандал невероятный… […] Я думаю, что история Распутина уже непоправима. Без сомнения, этот негодяй сам распускал безмерно преувеличенные слухи о своем влиянии. Разумеется, все враги престола с радостью эксплуатируют это страшное орудие…»16
Стоит отметить, что пресса подхватила ряд таких обвинений. «Петербургский курьер» повторил слухи о том, что Распутин развелся с женой и стал священником, а 20 мая напечатал статью, в которой утверждалось, что газета получила из Сибири убедительные доказательства ложности подобных заявлений17. Впрочем, опровержения никакого действия не возымели. Сплетня была слишком хороша, чтобы в нее верить.
Наконец, в мае внимание общества привлекла новая история о Распутине. В очередной статье сообщалось, что Распутин добивался принятия его дочери Матрены в Смольный институт благородных девиц, престижное учебное заведение для дворянских дочерей, созданное еще при Екатерине Великой. Начальница института, княгиня Елена Ливен, заявила «Петербургскому курьеру», что это всего лишь сплетни, что в Смольный институт ни при каких обстоятельствах не может быть принята дочь простолюдина, тем более такого человека, как Григорий Распутин18. Княгиня Ливен была преисполнена решимости защитить репутацию своего института, даже если царь не хочет защищать репутацию престола.
Примерно в то же время начальница казанского Родионовского института благородных девиц (куда принимали девочек простого происхождения), Ольга Ермолаева, получила любопытное и несколько угрожающее письмо, подписанное «Союзом святого Михаила Архангела и Филаретовским обществом». В письме упоминалось о том, что княгиня Ливен отказалась принять дочь Распутина в Смольный институт, а далее восхвалялось (саркастически) решение Ермолаевой принять Матрену, отец которой, как писали анонимные авторы, известен всем истинным патриотам «более десяти лет как тайный супруг ее величества Александры Федоровны и отец его высочества наследного царевича Алексея Николаевича, будущего самодержца Всея Руси». Ермолаева пришла в ужас от подобного послания и немедленно передала его в жандармское управление, свято заверив в том, что не имеет ничего общего с его авторами19. К тому времени Матрена уже давно покинула Казань и уехала в Петербург. Если она когда-то и училась в казанском институте, то это было несколькими годами ранее. Качество образования Матрены и ее успехи нам неизвестны. Вера Жуковская утверждала, что однажды она слышала, как Матрена жаловалась на бессмысленность своего обучения, но ей нравилась математика, потому что с ее помощью хотя бы деньги считать можно20. Рассказ Жуковской не кажется достоверным, эта история более похожа на вымысел.
Из Сибири Распутин уехал в начале мая. В Тюмени он согласился сняться в фильме некоего «господина Шустера». (Распутина снимали еще раз, в Покровском, но ни один из фильмов не сохранился21.) Через несколько дней он прибыл в Москву, а затем в Петербург. После этого он отправился на юг, в Ялту, к царской семье. Он встречался с царской семьей трижды – 15, 18 и 21 мая. Затем Распутин поездом отправился в Петербург22. Как всегда, журналисты пристально следили за поездками Распутина и в Петербурге встречали его прямо на вокзале. Но к этому времени Распутин уже устал от такого внимания – и еще больше от кампании нападок, развернутой в прессе. Говорили, что он жаловался в полицию на преследования со стороны журналистов, говорил, что постоянное присутствие толпы репортеров у дверей его квартиры «заставляет его нервничать», и просил помощи. Сообщалось также, что он поменял номер телефона23. Распутин быстро опроверг эти слухи. Репортеру «Биржевых ведомостей» в следующем месяце он сказал: «Скажи им, что я никогда в полицию не ходил, чтобы они репортеров не допускали ко мне. […] Я всегда рад любого принять. […] Каждый мне равно приятен»24.
Но это была ложь. Распутин никогда не считал всех «равно приятными». В марте Михаил Новоселов, редактор «Колокола» Василий Скворцов и епископ Антоний (Храповицкий) на страницах «Солнца жизни» и «Голоса Москвы» назвали Распутина «хлыстом и распутником» и даже «слугой Антихриста»25. Разъяренный Распутин немедленно отправил две телеграммы: министру внутренних дел Маклакову с просьбой защитить его от подобных «противозаконных» нападок и Саблеру, чтобы тот защитил Распутина от «врагов» и их «поношения»26. Распутин изменился. Человек, который ранее считал подобные нападки всего лишь «тучами», теперь чувствовал себя в осаде и искал защиты у тех, кто обладал реальной властью.
Той весной кампании против Распутина велись не только в прессе. Во второй половине мая протопресвитер Шавельский встретился с князем Владимиром Волконским, товарищем председателя Думы и товарищем министра внутренних дел (с июля 1915 по декабрь 1916 года), и князем Владимиром Николаевичем Орловым, начальником Военно-походной канцелярии императора (с 1906 по август 1915 года) и одним из самых приближенных к императору людей. Волконский и Орлов хотели поговорить с Шавельским «совершенно секретно», поэтому он провел их в свой кабинет, где их никто не мог подслушать. Они сказали, что влияние Распутина на императора и императрицу быстро становится именно таким, как его описывают в прессе, причем говорят об этом не только в образованном обществе, но и в простом народе. Россия стоит на грани открытого бунта. Многие люди помогают Распутину, очень немногие ему сопротивляются. Ему содействуют те, кто должен был бы с ним бороться. Одним из таких людей является отец Васильев, с этого года личный духовник царственной четы. Все собравшиеся считали Васильева человеком безукоризненной репутации – честным, добрым, благородным. Но он пошел по неверному пути, подружившись с Распутиным и относясь к нему с уважением. Орлов уже говорил ему об этом, но Васильев к нему не прислушался. Поэтому Волконский и Орлов пришли к Шавельскому, чтобы тот поговорил с царским духовником.
