«Об этом нужно кричать денно и нощно, кричать на каждом углу и указывать на этого “старца”, который проник в другие апартаменты и устроился там с исключительной фамильярностью.
Никакой Илиодор не мог причинить столько зла и столько несчастий, как этот “смиренный старец” во время своих странствий по России […]
Распутин со всем своим “умом” – это страшная язва, поразившая наш больной социальный организм. […] Рекламировать его? В этом и заключается величайшая трагедия: мы слишком поздно заметили эту постыдную фигуру и слишком поздно начали говорить о нем»12.
Шум, поднявшийся вокруг Распутина той весной и летом, был связан со скандалом вокруг группы русских монахов из Пантелеймонова монастыря на Афоне. Причиной этого скандала послужила книга старца Илариона «На горах Кавказа», опубликованная в 1907 году. В ней он описывал редчайший духовный опыт, связанный с именем Иисуса Христа. Иларион утверждал, что имя Спасителя – это не просто слово, но нечто большое: в самом имени заключен «Сам Спаситель». Иларион писал: «Имя Божие есть сам Бог – со всеми Его бесконечными совершенствами, качествами и свойствами»13.
К этом открытию Иларион пришел не с помощью официального религиозного образования (которого он никогда не получал), не через тщательное изучение или исследование (он никогда не изучал никаких научных трудов), но через собственный опыт, и этот факт сыграл важнейшую роль в грядущем кризисе. Его книга была переиздана в 1912 году и приобрела большую популярность в религиозных кругах. Сторонниками Илариона были Феофан, Вениамин, философ Алексей Лосев, богословы Сергей Булгаков и Михаил Новоселов и даже сестра императрицы, Элла. Последователей Илариона на Афоне стали называть имяславцами (или имябожцами).
«Афонская смута», как стали называть этот кризис, разгорелся после ожесточенных нападок архиепископа Антония (Храповицкого) на имяславцев на страницах «Русского монаха» в 1912 году – в том же самом, когда была переиздана книга Илариона. К Антонию вскоре присоединились другие иерархи Церкви, в том числе члены Святейшего синода и константинопольский патриарх Михаил III. Этих противников новой, по их утверждению, ереси стали называть имяборцами. Конфликт разгорелся нешуточный. Чтобы выразить свое презрение к имяславцам, архиепископ Финляндский и Выборгский Сергий (Иван Страгородский, впоследствии патриарх всея Руси при Сталине), написал слово «Бог» на листке бумаги, а затем растоптал его. Имяславцев на Афоне возглавил бывший гвардейский офицер, впоследствии принявший монашество, Антоний (Булатович). Отказаться от своих убеждений они категорически отказались и продолжали их пропагандировать. Русская православная церковь начала кампанию запугивания. В мае 1913 года Синод объявил учение имяславцев «богохульным и еретическим» и приказал всем его последователям отказаться от своих убеждений и практики и смиренно покориться главе Церкви.
Когда стало ясно, что покоряться имяславцы не собираются, иерархи Церкви обратились за поддержкой к Николаю. В мае 1913 года было решено направить на Афон архиепископа Никона (Рождественского), бывшего архиепископа Вологодского, члена Синода и Государственного совета. Никон должен был положить конец новой ереси. 11 июня в сопровождении более ста солдат и офицеров русского флота Никон прибыл в монастырь. Под угрозой оружия монахи были вынуждены письменно признать себя верными членами Русской православной церкви или назвать себя еретиками-сектантами имяславцами. Открытого признания своих убеждений было недостаточно. Солдаты вывели всех имяславцев – 833 человека, более половины русских монахов на Афоне – из монастыря и погрузили их на военный корабль «Херсон», который доставил их в Россию. В ходе этого процесса двадцать пять монахов были ранены.
Официальная церковная пресса представляла это событие как великую победу над ересью. Последователей учения Илариона заклеймили как «революционеров и сектантов»14. Судьба их была печальна. Солдаты жестоко загнали их на «Херсон», но когда 26 июля корабль прибыл в Одессу, монахам пришлось еще хуже. Их разбили на группы, некоторых заключили в тюрьмы, других отправили в далекие монастыри. Многим пришлось подписать унизительные документы с отречением от своей веры. Некоторым было даже отказано в соборовании перед смертью15.
30 июля обер-прокурор Синода Саблер встретился с Николаем, чтобы сообщить ему об успешном завершении «афонской смуты». В тот же вечер Николай и Александра принимали у себя Распутина. Похоже, что Распутин вступился за имяславцев и осудил принятые в их отношении суровые меры. Об этом нам известно из многих источников. В 1917 году директор департамента полиции Степан Белецкий заявил Комиссии, что Распутин искренне поддерживал монахов «из совершенно бескорыстных убеждений». Распутин говорил Белецкому о своих симпатиях к имяславцам и о своих встречах с монахами русских монастырей, которые тоже разделяют их убеждения16. И Распутин был не одинок. Даже его враги, такие, как Феофан, Гермоген и Михаил Новоселов, поддерживали афонских монахов. Пресса не знала, как оценивать такой странный союз. Журналисты утверждали, что все разговоры о том, что Феофан поддерживает имяславцев, – это ложь, распускаемая сторонниками Распутина с целью повредить репутации почтенного священнослужителя17. Бывший священник, прогрессивный журналист и близкий друг митрополита Санкт-Петербурга Владимира (Богоявленского), Михаил Заозерский в ноябре 1912 года в газете «Вечернее время» заявил, что весь скандал был инспирирован Распутиным с одной целью – уничтожить Феофана18. Заявление было беспочвенным, но многие ему поверили. К этому времени в России многие считали, что Распутин действительно обладает столь великой и злобной силой.
Распутин же поддерживал имяславцев по целому ряду причин, а не только из симпатии к их убеждениям. В публичных выступлениях Антоний (Храповицкий) сравнивал их с хлыстами, утверждал, что они представляют такую же смертельную опасность для религиозной и социальной жизни России, как и самый известный сектант, Распутин. Антоний был ярым врагом Распутина, поэтому Распутин мог поддержать имяславцев из соображений о том, что «враг моего врага – мой друг». Могли у него быть и сугубо личные соображения. Среди монахов, вывезенных с Афона, был его друг по годам странствий Дмитрий Печеркин. Из Афона Печеркин приехал в Покровское, к Распутину. Он наверняка рассказывал, что пришлось претерпеть монахам от рук религиозных и светских властей19. И, наконец, Распутин всегда был склонен к поддержке слабых и угнетаемых, противостоя сильным и могущественным – что в церкви, что в государстве. Он встал на сторону бедных, искренне верующих, преследуемых, угнетаемых, заключаемых в тюрьмы и изгоняемых за свои убеждения. Ему было отлично известно, что значит страдать за убеждения, быть изгоняемым церковью, считаться еретиком и опасным сектантом.
Распутин не забыл о страданиях имяславцев. Он добился для них аудиенции у императора. 26 февраля 1914 года Николай принял нескольких монахов, выслушал их рассказ об изгнании из монастыря и даже даровал им честь встречи с цесаревичем. В то же время Николай, по-видимому, под влиянием Распутина, дистанцировался от жесткой позиции Синода, который в том месяце отдал двадцать бывших монахов под суд. Во время празднования Пасхи, 30 апреля, Николай попытался положить конец конфликту. Он обратился к Синоду с просьбой проявить христианское милосердие, отменить суровые приговоры, восстановить монахов в монашеском чине и позволить им вернуться к служению. Некоторые члены Синода увидели в прощении имяславцев повторение капитуляции перед Илиодором тремя годами ранее. Обращение императора вызвало у Синода раздражение и привело к еще большему углублению пропасти между церковью и троном20.
