В разгар скандала с Востоковым газета «Дым Отечества» продолжала защищать Распутина. В возвышенных тонах описывалось его посещение воспитательного дома в мае. Автор статьи приводил слова Распутина о воспитанниках дома: что «Сила народная и красота духовная в них […] В них нет греха»6. Монархист Василий Скворцов на страницах «Колокола» утверждал (надо сказать, бездоказательно), что газету Гарязина тайно финансируют граф Витте и франкмасоны, а статья дает возможность Распутину упрочить свое влияние при дворе и среди высших чиновников правительства7.
Скандалы в прессе не прекращались ни весной, ни летом. 3 июля в «Дыме Отечества» была опубликована еще одна большая статья в защиту Распутина. Автором был Алексей Филиппов. Он изучал юриспруденцию в Московском университете и публиковался в ряде периодических изданий («Черноморское побережье», «Русский обозреватель»). Со временем он начал сотрудничать с газетой Гарязина. В 1913 году Филиппов переехал в Петербург, заинтересовался финансовыми вопросами и создал газету «Деньги». В то время его репутация была весьма шаткой. Он собирал компромат на банки и другие финансовые институты, а затем «продавал» им информацию за солидное вознаграждение. Банки сами решали, платить или подождать и понять, выполнит ли он свои угрозы. Позже он женился на сестре Феликса Дзержинского, будущего начальника зловещей ЧК8. В 1912 году он впервые встретился с Распутиным в поезде, едущем из Москвы. Его сразу же поразила «глубокая вера в русский народ и разумное, не холопское отношение к самодержавной власти… причем он стоял за единение царя с народом без посредства бюрократии»9. В последующие годы пути Распутина и Филиппова еще не раз пересекутся.
Филиппов считал, что основная проблема заключается в том, что многие считают Распутина «вершителем судеб на самом верху». Но подобные разговоры в газетах и среди «романтиков» Думы были всего лишь «фантазиями», которые служили рекламой для того, против кого они были обращены. Филиппов утверждал, что истина гораздо более прозаична. Распутин был всего лишь «обыкновенным русским мужиком», хотя и «экзальтированно-умным, чистоплотно-чистым, заботливо-трудолюбивым… не порывающим своей связи с простым народом». Именно это делало его «сильным в народе и в сферах, которые близки народу или дорожат им». В этом и заключена причина столь значительного интереса к этому человеку. Распутин воплощает в себе «повышенную чуткость и культуру доброго старого времени, которое давало нам крестьянина, по тонкости восприятий равного барам».
Филиппов отмечал, что в эти дни мы слышим лишь пересуды, наполненные «грязью, завистью, сплетнями и интригами», столь характерными для современного русского общества и, в частности, для духовенства. Многие представляют привлекательность Распутина исключительно как «религиозно-сексуальную». Возвышение этого человека объясняют самыми грязными причинами. Ему приписывают (совершенно безосновательно) перевод Феофана, падение Гермогена и заключение Илиодора. Тем самым люди не только преувеличивают влияние Распутина, но и делают более значительные и серьезные выводы относительно всей России:
«Нужно им помнить, что, проводя подобные сведения в публику, они делают плохое дело: можно подумать, что в России нет уже ни законности, ни здравого смысла, ни примитивной честности. Но неужели гг. Милюковы
[17], посвящая свои речи Распутину, не замечают, что они доходят до признания собственного ничтожества, а газеты, подобно «Вечернему времени», представляются орудием усиленной рекламы Распутина, человека в действительности скромного и довольно ограниченного в своем влиянии и могуществе. Вся сила его заключается в вере и благотворении да христианских подвигах добродетели, не показной, не крикливой, но такой, которая, очевидно, является редкостью для критикующих этого человека деятелей нашего времени».
Через шесть дней газета опубликовала письмо некоего А. К. Гаврилова, который утверждал, что знал Распутина в течение двух лет. Письмо было адресовано редакторам «Петербургского курьера», «Киевской мысли», «Русского слова», «Дня» и «Новой связи». Автор критиковал их за попытки представить Распутина неким «колдуном». Вторя Филиппову, Гаврилов осуждал многочисленные статьи, в которых в ложном свете изображался характер Распутина и его влияние. Прессу и политиканов, подобных Милюкову и Гучкову, автор сурово осуждал.
«Вполне понятно, куда направляются все эти подлые выстрелы, доказывающие всесилие Распутина. Но кроме того, что подобный способ нападок нравственно непорядочен и сводится к дешевой храбрости показать кулак в кармане, он, во всяком случае, наивен и рассчитан только на легковерие широких темных масс. Последним, разумеется, нетрудно внушить басню о влиянии Распутина: в воображении обывателей правительство рисуется не громадной, стихийной самодовлеющей, а случайно собравшейся небольшой компанией людей, на которых легко возможно воздействовать всякому ничтожеству в любом деле и по любым мотивам. И таким путем получается то, что, сосредотачивая весь фокус общественного внимания на одном лице, оставляют в тени действительных виновников российских непорядков».
Редакторы «Дыма Отечества» снабдили письмо Гаврилова собственным комментарием, где говорили о том, что распространение подобных ужасающих слухов позорит Святейший синод, Русскую православную церковь и правительство. Рассуждения о всемогущем Распутине, под зловещим влиянием которого действуют все эти институты, льют воду на «антигосударственную мельницу».
Судя по всему, Распутин не собирался обращать внимания на развязанную против него кампанию. «Меня как поносили, чего только не писали обо мне, и врагов у меня все-таки нет; кто не знает меня, тот враг, – говорил Распутин Разумовскому. – Никому ничего худого не делаю, ни на кого не питаю злобы и весь на виду. Вот, как облака, проходит и злоба на меня, я не боюсь ее». Дочь Распутина Матрена часто спрашивала отца о нападках в прессе. Она спрашивала, почему отец не отвечает. А он всегда отвечал ей так: «Я знаю, кто я есть. И знают те, кто близок мне. А с остальными мы разберемся в следующей жизни»10. Но журналисты утверждали, что Распутин внимательно следит за всем, что о нем пишут в прессе, и заставляет Акилину Лаптинскую вырезать и складывать все статьи о нем, бормоча, что когда-нибудь отомстит всем своим злопыхателям11. Газета «Вечернее время» в мае 1914 года опубликовала статью о Распутине, в которой приводились его собственные слова:
«Чего от меня хотят? Неужели не хотят понять, что я маленькая мушка и что мне ничего ни от кого не надо… Неужели не о чем больше писать и говорить, как обо мне… Каждый шаг мой обсуждают… все перевирают… Видно, кому-то очень нужно меня во что бы то ни стало таскать по свету и зубоскалить… Говорю тебе, никого не трогаю… Делаю свое маленькое дело, как умею… как понимаю… То меня хвалят… то ругают… только не хотят оставить в покое… Со всех сторон только и занимаются мною…»
Споры о том, следует или нет публично обсуждать Распутина, не стихали даже после его смерти. В последние годы правления Романовых постоянно велись споры о том, следует ли осудить Распутина или просто замолчать. В июне 1914 года некий М. Любимов написал большую статью «Злобы дня», которая была опубликована в газете «Голос Москвы». Он утверждал, что Распутина следует осудить, что не стоит бояться, что подобные разговоры будут способствовать его рекламе. Он писал, что Распутин не нуждается в рекламе, поскольку он никогда не стремился к народной поддержке, как Илиодор. Ему достаточно было нескольких влиятельных людей, занимавших высокие должности. И поэтому его следует заклеймить как «авантюриста», а вместе с ним и тех, кто поддался очарованию слов этого «лжесвятого». «Может ли Россия и дальше молчать об этом скандале? – задавался вопросом Любимов и сам отвечал: – Нет!»
