Связь Распутина с одним из своих убийц неправдоподобна. Скорее всего, ее не существовало вовсе. Распутин и Пуришкевич к 1915 году стали заклятыми врагами, а вовсе не друзьями. Поразительно само предположение о том, что Распутин мог сотрудничать с членами Думы. Четвертая Дума работала с ноября 1912 по октябрь 1917 года. В 1915 году ее возглавлял Михаил Родзянко, который с конца 1914 года был на ножах с николаевским правительством из-за его роли в мобилизации и направлении усилий нации по борьбе с врагом. Николай никогда не доверял Думе. Он жалел, что согласился на ее создание. Царь пытался держать Думу на расстоянии вытянутой руки и ограничивать ее полномочия. Он постоянно отвергал искренние попытки депутатов быть полезными в управлении страной. Война шла, и отношения между престолом и Думой с каждым днем становились все хуже28.
Отношение Распутина к Думе было сложным и неровным. Так, например, в июне 1915 года он сказал Александре, что выступает против плана Думы вновь собраться в августе. Распутин считал, что это лишь усугубит проблемы России. Он говорил Николаю, что если уж Дума должна собраться, то следует оттягивать ее открытие максимально долго29. Николай снова не обратил внимания на слова Распутина. На новую сессию Дума собралась в середине июля. В следующем месяце все депутаты, за исключением крайне правых и крайне левых, объединились в Прогрессивный блок. Такой союз родился из страданий Великого отступления и растущей одержимости «темными силами». Блок объявил о своей готовности сотрудничать с правительством, если Николай назначит министрами тех, кто пользуется истинной поддержкой народа. Прогрессивный блок объединяла мысль о том, что победить в войне можно, только если престол будет сотрудничать с Думой и мобилизует продуктивные усилия общества посредством нового правительства, которое вселит уверенность во всех россиян.
Но Николай отверг блок и его скромную программу сотрудничества. Правительство и Дума продолжали сражаться. Родзянко сообщил министру юстиции Александру Хвостову, дяде Алексея Хвостова, что, если Дума будет распущена раньше времени, некоторые депутаты готовы начать расследование относительно Распутина. И единственный способ остановить их – начать собственное уголовное расследование, арестовать и осудить Распутина. Впрочем, премьер Горемыкин был уверен, что Родзянко блефует, и Дума никогда на такое не пойдет30. Надо сказать, что угрозы Думы были направлены в первую очередь против Горемыкина, этой «старой нафталиновой шубы», как называла его княгиня Юсупова. Основным требованием блока была его отставка, поэтому он убедил Николая 16 сентября объявить перерыв в работе Думы31.
Депутат от кадетской партии Василий Маклаков, выведенный из себя положением в стране, 10 октября выступил в «Московских ведомостях» с провокационной статьей «Трагическое положение». Он просил читателей представить такую ситуацию: они катят вниз в автомобиле по крутой, опасной дороге. Машину ведет безумный шофер, который отказывается уступить руль или прислушаться к советам пассажиров, умеющих водить машину. Пассажиры недоумевают: почему он так себя ведет? Что им делать? Следует ли перехватить руль? Или это приведет к катастрофе, в которой погибнут все, в том числе и мать пассажира, которая едет вместе с ними? Шофер только смеется, насмехается над их нерешительностью. Он твердо уверен, что они не посмеют действовать. Аллегория Маклакова была совершенно понятна: безумный шофер – это Николай, мать пассажира – Россия, а пассажиры – это просвещенные, образованные силы российского общества, воплощением которых является Прогрессивный блок32.
Горемыкин продолжал возражать против созыва Думы на осеннюю сессию33. Но к этому времени Распутин уже изменил мнение. Через Александру он пытался убедить Николая, что Думе нужно позволить собраться в ноябре, даже если это породит проблемы для Горемыкина. В защиту своей позиции он сказал: «Когда русский мужик кричит, значит, он не задумывает ничего плохого, но когда он молчит, когда у него что-то на уме, то берегись!»34 Александра не понимала, что делать. 28 ноября она писала Николаю, что Думе нечего делать. «Если же они будут заседать без дела, то начнут разговоры про Варнаву и нашего Друга, будут вмешиваться в правительственные дела, на что не имеют права […]». Александра добавляла, что она бы сначала обсудила все с Распутиным и спросила бы, «благословит ли Он». Но, прежде чем отправить письмо, Александра узнала от Вырубовой, что Распутин очень опечален попытками Горемыкина блокировать работу Думы. Теперь Распутин считал, что Думу следует созвать, пусть даже и на короткое время, и Николаю следует выступить перед депутатами без предварительного объявления, что произведет благотворное действие. Распутин также сказал Вырубовой, что Алексей Хвостов и Степан Белецкий сообщили ему, что его имя затрагиваться не будет. Это было важнее всего. Распутин чувствовал, что правительство и Дума готовы работать вместе, и царь должен был продемонстрировать им свою уверенность. Обо всем этом Александра и написала Николаю.
Николай снова принял сторону Горемыкина и не стал прислушиваться к советам жены и Распутина. Александра писала Николаю, что Распутин «почитает старика» и понимает, что созыв Думы означает отставку Горемыкина, но, несмотря на теплые чувства по отношению к нему, Распутин считает, что его время прошло и ему нужно уйти. Но сначала он просил, чтобы царь подождал и повременил с отставкой Горемыкина, пока Распутин не найдет ему достойного преемника35. Горемыкин оставался на своем посту до 2 февраля 1916 года, хотя мы не можем сказать, было ли это связано с влиянием Распутина. Дума была созвана вновь лишь 22 февраля 1916 года. К тому времени Прогрессивный блок отказался от поддержки правительства и превратился в абсолютную оппозицию. Николай не послушался совета Распутина, чем нанес непоправимый ущерб отношениям престола с Думой. Нам остается только гадать, что произошло бы, послушайся император Распутина и прими он предложение Прогрессивного блока о сотрудничестве.
52. Еще одно чудо
Днем 16 декабря император и Алексей выехали из Ставки на поезде инспектировать войска. Цесаревич был болен – он простудился, и у него начался сильный кашель и насморк. Вскоре открылось носовое кровотечение. Императорский хирург Сергей Федоров счел состояние мальчика серьезным. Вечером он посоветовал императору вернуться в Ставку. Отправили телеграмму Александре, чтобы она приехала. На следующее утро императорский поезд вернулся в Могилев. Алексей страшно ослабел, поднялась температура. В 10.35 Александра прислала телеграмму, чтобы врачи попытались прижечь рану в носу мальчика, как в таких случаях рекомендовал доктор Поляков. Но при этом она писала Николаю, что не тревожится, потому что наш «Друг говорит, что все это от усталости и скоро пройдет»1.
Но состояние Алексея ухудшалось. По совету Федорова было решено вернуться в Царское Село. В дороге Алексей вроде бы ожил, но лишь ненадолго. Кровотечение продолжалось, и температура повышалась. Мальчик быстро терял силы. Поезд приходилось несколько раз останавливать, чтобы врач мог поменять тампоны в ноздрях. Ночью Алексей дважды терял сознание. Те, кто был рядом с ним, опасались, что он может умереть. Николай дал Александре телеграмму, чтобы на вокзале их никто не встречал.
