Часто говорят о том, что Распутин снимал и назначал русских министров. Типичную историю в своем дневнике описала Надежда Платонова в 1916 году. Распутин позвонил военному министру Дмитрию Шуваеву и сказал, что ему нужно немедленно его видеть. Шуваев через адъютанта передал, что Распутин может приехать к нему в приемные часы, и он сразу же его примет. Но Распутина это не устроило, и он якобы ответил: «Пусть ваш министр знает, что нам с Мамой не нужны такие министры»9.
Однако Шуваев оставался на своем посту и после убийства Распутина, так что история о том, как злонамеренный фаворит назначал и увольнял министров, кажется чистым вымыслом. Власть Распутина существовала преимущественно в умах других людей – и с каждым годом укреплялась. В пьесе «Распутин» Илья Сургучев описывает разговор вымышленного министра внутренних дел, князя Джуницкого, с женой. Речь, естественно идет только о Распутине. «Снова этот Распутин! Это уже чересчур! Словно больше не о чем поговорить. […] Постоянно говоришь о нем, надуваешь его, а потом поражаешься, сколько силы он забрал»10. Сургучев очень убедительно передал общественное восприятие положения Распутина. Однажды Шульгин спросил товарища министра внутренних дел, действительно ли «каракули» Распутина «имеют силу наравне с высочайшим рескриптом». Министр рассмеялся и ответил, что внимание на подобные записки обращают лишь такие же «прохвосты», как и сам Распутин. А потом он сказал Шульгину: «Нет Распутина, а есть распутство. Дрянь мы, вот и все»11. Так воспринимался Распутин – всемогущий фаворит: фантом, мираж.
«Что есть Распутин? – летом 1914 года задавалась вопросом газета “Астраханский листок”. – Распутин – это ничто. Распутин – пустое место. Дыра! Крах! Крах всего – веры, мысли, политики, государства. Распутин – это всего лишь ужасное, фатальное слово. Если бы этого имени не существовало, его следовало бы придумать как символ, эмблему, программу и платформу текущего момента»12.
Власть фаворита воспринималась как единство противоположностей: все или ничего. Столь же противоречивой была и его натура. Царский фаворит по определению двуличен – царственным покровителям он показывает фальшивую, тщательно поддерживаемую мину, а истинную, злонамеренную и хитрую его натуру видит окружающий мир. То же самое можно сказать и о Распутине. «Царской семье он обернул свое лицо “старца”, глядя в которое, Царице кажется, что дух Божий почивает на святом человеке, – писал Шульгин. – А России он повернул свою развратную рожу, пьяную и похотливую, рожу лешего-сатира из тобольской тайги. […] Так этот посланец смерти встал между троном и Россией… Он убивает, потому что он двуликий»13. Илиодор тоже заметил эту двойственность Распутина, назвав свою книгу о нем «Святой черт». Но этот прочно укоренившийся в общественном воображении образ возник не у него. В 1910 году газета «Речь» опубликовала слова женщины, которая якобы полгода жила в доме Распутина. «Теперь я не знаю, кто он такой, – говорила она, – святой или величайший в мире грешник»14. Гурко писал, что в душе Распутина борются две противоположности: одна стремится в монастырь, а другая готова сжечь деревню. Коковцов говорил, что Распутин мог перекреститься и тут же удавить своего соседа с улыбкой на лице15.
Как всегда это делали противники и защитники Распутина, Коковцов и Гурко слишком далеко заходят в своих обобщениях. Распутин никогда не стал бы жечь деревню или душить ближнего своего. Сколь бы ни был популярен дьявольский образ Распутина, поддерживать его было трудно. Даже Илиодору тяжело было поддерживать им же самим созданный миф о Распутине. В своей книге он вынужден был признать, что Распутин – всего лишь «обычный рябой крестьянин»16. О том же (кроме оспин) говорила и Матрена: «Он как был простым мужиком от рождения, таким и остался до самой смерти»17.
Хотя образ Распутина – поджигателя и душителя кажется чрезмерным, вопрос о его искренности более сложен. Искренен ли он был в своей вере? Обладал ли истинными духовными талантами? Или это была всего лишь игра и часть сознательной стратегии? Даже если образ, который он демонстрировал царской семье, был совсем не тем, какой он показывал остальной России, означает ли это, что один из них истинный, а другой ложный? Отвечая на этот вопрос, современники Распутина расходятся. У его последователей, конечно же, нет никаких сомнений, но мнения большинства русских расходятся. Белецкий выразил мнение большинства, когда называл Распутина «скрытным, подозрительным и неискренним», движимым только личными интересами, а не какими-то большими идеями или ценностями18. Лишь немногие были готовы согласиться с оценкой Распутина, данной французским послом Морисом Палеологом: «Я не сомневаюсь в его полной искренности. Он не обладал бы таким обаянием, если бы не был лично убежден в своих исключительных способностях. Его вера в собственное мистическое могущество является главным фактором его влияния»19.
Несомненно, Палеолог гораздо ближе к истине, чем Белецкий. Но это не означает, что Распутин не был порой скрытным и подозрительным, особенно при общении с таким человеком, как Белецкий. В 1915 году у Распутина было немало причин не доверять полиции и министерству внутренних дел: он знал о том, что службы безопасности стараются его уничтожить, а не защитить, и это осознание стало основной причиной, по которой Распутин в последние годы жизни начал более активно участвовать в выборе государственных министров – и церковных чиновников. Враги его росли и множились, росло и их стремление сокрушить его. И Распутину приходилось искать союзников в высших эшелонах власти. И это трагический парадокс. Враги Распутина сами толкали его на место царского фаворита, играя ту самую тайную роль, в которой его же и обвиняли. И в то же время усилия врагов усиливали связь между Распутиным и царской четой.
С самого начала откровенность и честность Распутина приносила Александре большое утешение. Однажды она сказала отцу Шавельскому, что русские священники ее раздражают: «Спросишь их совета, а они в ответ: “Как угодно будет вашему величеству!” Ужель я их спрашиваю затем, чтобы узнать, что мне угодно? А Григорий Ефимович всегда свое скажет, настойчиво, повелительно». И так думала не только Александра. В 1916 году Николай писал о том же генералу Михаилу Алексееву, начальнику штаба Верховного главнокомандующего. В золотой клетке дворца Распутин был гласом народа. Но царская чета знала, что за принятие Распутина придется платить. Услышав нелестный отзыв о простом, необразованном крестьянине от своей фрейлины Марии Тутельберг, Александра ответила: «Спаситель набирал себе учеников не из ученых и теологов, а из простых рыбаков и плотников. В Евангелии сказано, что вера может двигать горами. Этот Бог и теперь жив. […] Я знаю, что меня считают за мою веру сумасшедшей. Но ведь все веровавшие были мучениками»20. В своих мемуарах адъютант императора Семен Фабрицкий писал, что Александра однажды сказала ему, что они с Николаем знают, что все их приближенные обречены на безжалостную клевету за эту близость21.
Фаворит давал утешение, но его аура неизбежно распространялась и на монархов. Людовик XIV говорил, что фаворит лишает монарха части его славы, но в то же время берет на себя самые тяжкие его заботы22. Последнего из Романовых фаворит лишил всей его славы. И все же зачастую от таких отношений страдал не только сам правитель. Фаворитов часто ожидал весьма грустный конец. Список этот велик и печален. Простой солдат Сеян стал близким другом и верным советником римского императора Тиберия, получил огромную власть и нажил немало врагов. Он лишился царской милости, был удавлен, а тело его – разорвано на куски в 31 году н. э. Фаворит английского короля Эдуарда II Пирс Гавестон был убит – пронзен мечом, а затем обезглавлен. Группа аристократов убила его в 1312 году. Фаворит короля Кастилии Иоанна II Альваро де Луна лишился королевской милости и был обезглавлен в 1453 году по настоянию второй супруги короля, Изабеллы Португальской. Оливье ле Дэн, цирюльник короля Франции Людовика XI, пользовался его полным доверием, получил титулы, состояние и власть, но после смерти монарха мстительные французские дворяне казнили его в 1484 году. К 1915 году Распутин отлично сознавал, какую опасность таит в себе близость к трону.
