«Он просит тебе передать, чтобы ты обращал меньше внимания на слова окружающих тебя, не поддавался бы их влиянию, а руководствовался бы собственным инстинктом. Будь более уверенным в себе и не слушайся других, и не уступай тем, которые знают меньше твоего. […] Он очень жалеет, что ты не поговорил с ним обо всем, что ты думаешь, о чем совещался с министрами и какие намерен произвести перемены. Он так горячо молится за тебя и за Россию, и может больше помочь, если ты с ним будешь говорить открыто».
Это удивительное письмо: Распутин дает советы царю, чтобы тот не обращал внимания на министров и верил только собственному инстинкту, инстинкту, который находился под полным влиянием Распутина. То есть царю следовало действовать таким образом, какой Распутин и Александра полагали наилучшим.
Первый шаг был сделан 18 июня: Маклаков отправился в отставку, а его место занял князь Щербатов. Очень важно время этой перестановки – всего через несколько недель после того, как Джунковский начал фальшивую кампанию против Распутина после событий в «Яре». Возможно, Джунковский нашел в Щербатове союзника, поскольку Маклаков относился к Распутину довольно доброжелательно. Джунковский мог рассказать новому министру о своем плане, и тот вполне мог согласиться с его продолжением5. Перестановки в министерствах серьезно обеспокоили Александру и Распутина, и более всего им не понравилось назначение Александра Самарина, человека, тесно связанного с Эллой и Софией Тютчевой. Александра писала Николаю: «Теперь московская клика опутает нас, как паутиной. Враги нашего друга – наши враги». Она сообщала мужу, что, узнав об этом решении, Распутин пришел в ярость и находился в «полном отчаянии». Она тоже была «несчастна» и писала, что ей понятно, почему Распутин выступал против отъезда царя в Ставку: если бы он остался с ней, она помогла бы ему принять правильное решение, но люди из Ставки опасаются ее влияния, поэтому и удерживают царя там. Александра советовала Николаю поговорить с Самариным «энергично: […] скажи строго, твердым и решительным голосом, что ты запрещаешь всякие интриги или сплетни против нашего друга, иначе ты его не будешь держать. Преданный слуга не смеет идти против человека, которого его государь уважает и ценит». Императрица предостерегала Николая: «На России не будет благословения, если ее государь позволит подвергать преследованиям Божьего человека».
От отчаяния Александра заболела. Решение Николая вызвало у нее сердечную боль. Она страшно скучала по мужу и желала бы, чтобы он чаще обращался к ней за советами. Она писала, что без него и Распутина единственным спасением для нее является икона, подаренная несколько лет назад «нашим первым Другом» (месье Филиппом), и колокольчик, который звенит при приближении врагов. Бог хотел, чтобы она стала поддержкой для своего супруга, в этом Александра была уверена, поскольку об этом же говорили и Филипп, и Распутин. Нужно слушать слова Распутина: «Думай больше о Григ., мой дорогой, перед каждым трудным решением проси его ходатайствовать за тебя перед Богом, чтобы Он тебя наставил на правый путь. […] Помнишь, в книге «Les amis de Dieu» сказано, что та страна, государь которой направляется Божьим человеком, не может погибнуть. О, отдай себя больше под его руководство!»6
Распутин советовал не смещать Саблера, пока не появится подходящий кандидат (тот, который не будет противником Распутина). Но Николай поступил по-своему. Он хорошо знал и уважал Самарина. Царь был уверен, что Самарин поможет положить конец проблемам Церкви. Самарин был сыном известного славянофила, получил прекрасное образование, пользовался уважением, и репутация его была безукоризненной. Он был коренным москвичом, в городе его любили, и все знали, что он настроен против Распутина7.
Самарин приехал в Ставку, чтобы обсудить назначение. 3 июля он сообщил императору, что совесть не позволяет ему принять назначение, пока «вблизи Вас, вблизи Вашего семейства находится человек недостойный»8. Император спросил, считает ли Самарин его самого и Александру истинно православными. На это Самарин отвечал, что не сомневается в истинной вере царственной четы, но добавил: «Государь, это человек хитрый, несомненно, он при вас является не таким, каким знает его вся Россия». По словам Самарина, на глазах Николая выступили слезы. Николай сказал Самарину, что Распутина можно будет удалить из Петрограда, на что тот ответил, что если император действительно хочет это сделать, то придется предпринять решительные меры, чтобы убедить всех в окончательном прекращении пагубного вмешательства Распутина в дела Церкви. Царь немного помолчал, а затем сказал Самарину, что все решено и он хочет, чтобы Самарин принял пост обер-прокурора. Самарин решил, что царь принял его условие, и согласился. Вскоре выяснилось, что он ошибался.
В Ставке распространились слухи о близком конце Распутина. Все были в восторге. Когда Николаша услышал об этом от протопресвитера Шавельского, он буквально подпрыгнул и стал целовать свои иконы. «Хочется перекувырнуться от радости!» – со смехом воскликнул он. Самарин посетил Николашу в его вагоне. «Сегодня вы самый счастливый человек в России! Вы спасли царя. Вы спасли Россию!» – сказал ему Николаша и продолжал:
«Вы знаете, это человек действительно удивительный. Я сам находился под его влиянием, я изучил все его учение и мог бы в Синоде разъяснить это хлыстовство. Особенно сильна в этом моя belle soeur (т. е. Милица Николаевна). Она может очень скоро познакомить вас с этим учением. Но я раскусил, что это за человек, и от него отвернулся. Тогда он мне стал угрожать, что поссорит меня с государем. И действительно поссорил так, что мы одно время не виделись. Нет, вы действительно самый счастливый человек в России»9.
Отец Владимир Востоков, который был законоучителем детей Самарина, писал графу Сергею Шереметьеву, считавшемуся главным оплотом русского консерватизма, о том, что в результате этой перемены «в церковной жизни начнут рассеиваться те сумерки, в которых развратного хлыста почитают “святым старцем” с чуть ли неограниченным влиянием на церковные дела»10. Отец Александр Васильев тоже выражал надежду на то, что церковь теперь окажется под управлением «человека с чистою независимою душой».
Распутину ничего не оставалось, как смириться с назначением Самарина. Как вспоминала дочь Самарина, он пытался встретиться с новым обер-прокурором в Петрограде в конце июля. Распутин вместе со своим старым союзником, епископом Тобольска Варнавой, приехал в гостиницу «Европа», где остановился Самарин. Из уважения к Варнаве Самарин согласился их принять. Он вышел поприветствовать епископа, но, заметив за его спиной Распутина, остановился и убрал руку, сказав: «А вас я не знаю и вам руки не подам»11. Правда это или нет, но подобный рассказ очень точно передает истинное отношение Самарина к Распутину.
Назначение Самарина было ясной и бесспорной победой врагов Распутина. Тем не менее миф о всемогуществе Распутина уже настолько укрепился, что любые перестановки на высшем уровне приписывали ему – даже самые необъяснимые. 21 июля начальник охранки Тобольской губернии сообщал Джунковскому, что Распутин несколькими днями ранее похвалялся, что Самарин был выбран только благодаря его, Распутина, влиянию12. Конечно, подобные истории были чрезвычайно далеки от истины.
