– Нашел время и место, уходить надо!
Тогда Никита осторожно, но решительно положил ладонь ей на горло. Даже сжал немного, почувствовав под рукой хрящи гортани и испуганное биение артерии. Заметил, что кожа у нее сухая и необычно горячая. И глухо повторил:
– Рассказывай.
– Все равно не поверишь.
Никита чуть сильнее надавил на горячее, хрупкое горло.
И Катя наконец сдалась, рассказала быстро и путано эту свою теорию, спрессованную в несколько минут торопливого хриплого бреда. Что с тех пор, как Вьюрки замкнулись сами в себе, здесь появились новые жители – она называла их «соседями». Везде теперь кто-то живет, и, скорее всего, именно эти тайные обитатели превратили садовое товарищество в заколдованное место по проверенной формуле. Ее все по сказкам знают – «ни доехать ни дойти». И, соответственно, не выйти. Сами дачники тоже иногда в кого-то превращаются – не все, только некоторые. Может, они изначально с «соседями» в родне состояли, а может, опыты на них ставят, вот как с подменышами. Зинаида Ивановна с Тамарой Яковлевной, к примеру, ведьмы – травяная и звериная. И не надо так смотреть, просто это так называется. А Кожебаткин, наверное, оборотнем был, только совсем неопытным, телами поменялся вместо того, чтобы превратиться. Те, кто теперь во Вьюрках и вокруг обитает, тоже сначала все косо-криво делали. Но они учатся. Для того и забирают людей – изучить. И подменышей для того же присылают, чтобы подглядывали да подслушивали. И сейчас наверняка пара-тройка таких во Вьюрках ошивается – самых удачных, на людей похожих. «Соседи» так всегда делали, они любопытные, а люди для них такие же малопонятные потусторонние твари, как они – для людей. Стороны просто разные.
Вот Витек – он когда из лесу вернулся, был уже не Витьком, а копией. Потому и вел себя странно, и ел все время – так подменыша и распознают: он всегда есть хочет. Витьку-подменышу у людей не понравилось – еще бы, связанным сидеть под присмотром заботливой жены, – и он хотел уйти обратно в лес, а она не пускала. Вот он и выл – то ли томился как пес на цепи, то ли сигналил своим. А что на вьюрковцев от его сигналов тоска смертная напала – это, видимо, побочный эффект. А радио он слушал, потому что «соседи» иногда выходят на связь через бесполезную теперь технику – радио, телевизоры. Тоже учатся. Напрямую-то они с людьми говорить, похоже, не умеют. Кате вон по телефону позвонили. Катю они, получается, выручили, и вообще с ними можно рядом жить, не такие уж они опасные, главное – правила соблюдать. Их в старых поверьях много собрано, только нужно выяснить, какие действенные, какие нет, а это уже только опытным путем. Вот этим Катя втайне ото всех и занималась – изучала новых соседей, как они людей изучают…
– Подожди, – не выдержал Никита. – Ты хоть можешь сказать, кто они? Соседи эти… название у них есть?
– Есть. Лешие, русалки, домовые, кикиморы, игоши, шуликуны…
– Баба-яга, Кащей Бессмертный?
– Нет, эти совсем из другой оперы. Так и знала, что ты не поверишь.
Никита посмотрел на нее с искренним сочувствием:
– Как тебе все это вообще в голову пришло?
– Фольклористику в институте учила, – быстро ответила Катя. – Ты пойми, у меня тоже сначала ничего такого и в мыслях не было. А потом одно совпадение, другое… На то, что в сказках и в быличках описывают, они совсем не похожи. Но повадки у них те же. И вся система с заговорами, зароками – она же работает, сам видел! Одежду наизнанку вывернули – леший не тронул. И это он нас кружил, сбивал с дороги. Точно как про него рассказывают. Ты сам все видел!
– А по-моему, ты в эту свою систему что-то другое пытаешься втиснуть, что-то совсем… странное. Ну непохожа та штука на лешего!
– И много ты леших раньше видел? И кстати, если мы сейчас отсюда не уйдем, эта штука за нами вернется.
Пока они пробирались по тропинке обратно к забору, солнце спряталось, сгустился ползучий туман, совсем для этих мест нехарактерный. Никита тихо бурчал, что все-таки нашествие мутировавших леших и русалок – это последний по правдоподобности вариант объяснения вьюрковских событий. Катя, высматривая в тумане свои ленточки и стрелочки, возражала, что никакие они не мутировавшие, они такими всегда и были, просто когда люди поколениями передают из уст в уста рассказы о чем-то необычном, они вырождаются в классическое «а к сестре матери бабкиного кума огненный змей в печную трубу летал». Полностью отрицать Катину теорию Никита не мог – он все-таки видел то, что видел, – но был уверен, что выводы она сделала неправильные. Домовые, которые в деревенских байках душат людей по ночам, не звонят потом по мобильному, и, вообще, это удушье – давно изученное явление, известное как сонный паралич. Водяные и русалки не прячут людей у себя под водой в обмен на порцию крови. Это и фольклорным представлениям противоречит, и здравому смыслу, и вообще лучше вернуться к привычным инопланетянам, злодеям-ученым из секретных НИИ или просто неведомым монстрам из тьмы…
Тут тьма и наступила. Точнее, они сами в нее вышли: только что стоял пасмурный, туманный, но все-таки день, а в следующее мгновение туман исчез и свет как будто выключили. Вокруг установилась ясная, безветренная летняя ночь, впереди виднелись очертания забора на фоне отсветов уличных фонарей. Воздух остыл, причем мгновенно – как будто окатили с неба волной холода.
Никита обернулся – лес у них за спиной тоже был теперь темным, ночным.
– Заплутал мужик в лесу, бродил-бродил, вышел наконец – а ему и говорят: «Тебя ж три года не было, мать померла, жена за другого вышла», – от вкрадчивого Катиного голоса загривок опять стянули мурашки. – Ты совсем, что ли, сказок никогда не читал?
– И сколько мы плутали? – испугался Никита, отчетливо представив себе обросшего седой бородой Пашку.
– Сейчас узнаем.
Как оказалось, они вышли туда же, откуда пришли – к Катиной калитке. Теперь она была заперта, но Катя быстро нашла и отодвинула пару державшихся на одном гвозде досок. Она пролезла внутрь, склонилась над чем-то у самого забора и подозвала Никиту:
– Посвети.
В луче фонарика он увидел мясистый стебель и шершавые листья.
– Контрольный подсолнух, – объяснила Катя. – Как возвращаюсь – смотрю, насколько он вырос. Все нормально, на пару суток максимум закружило.
– А если на пару лет закружит? Как это по подсолнуху-то определить?
– Так подсолнуха уже не будет. Или будет, наоборот, целая поляна. А еще у меня зарубки на яблонях есть.
Несмотря на все уговоры, Катя во что бы то ни стало решила, во-первых, переодеться, а во-вторых – посмотреть, что там в сарае, в который она, по ее же словам, уже пару недель не заглядывала. Никита настаивал, что надо срочно вернуться в заброшенную дачу и пугал Катю обезумевшим Усовым, но Катя, кажется, опять утратила всякий интерес и к его доводам, и к нему самому. Она на цыпочках пробралась в дачу и вернулась уже прилично одетая, пахнущая йодом – успела обработать и залепить пластырем свои ранки. Никита боялся, что она будет громко звенеть ключами или зажжет по привычке свет в доме, но обошлось.
