И мысленно добавил: «Да их тут и не найдешь».
– Послушай, – продолжал он, не дождавшись ответа, – просто поезжай домой, а я на машине вернусь в отель.
– Но ты не в том состоянии, чтобы садиться за руль.
– Тогда, может, приготовишь мне чашечку кофе?
Ужасно ребяческая уловка, но было приятно увидеть под ее маской улыбку.
Однако улыбка мгновенно сменилась хмурым выражением; он скорее почувствовал это изменение в ее настроении, чем разглядел его в слабом свете.
– Но ты не должен видеть, где я живу.
– Почему, ради всего святого?
– Это… небогатое жилище.
– Дворцы меня не интересуют.
– И я не хочу, чтобы потом ты мог найти меня. У нас будет только одна ночь…
«Это уж точно!» – подумал Гарри. В горле снова пересохло.
– Кассильда, это и не может быть больше, чем одна ночь, – угрюмо ответил он. – Завтра я уезжаю в Будапешт.
– Тогда, конечно, лучше…
– Завяжи мне глаза!
– Что?
– Тогда я не увижу, где ты живешь… только твою комнату.
Он просунул руку под ее шелковую блузку и принялся ласкать грудь.
Она, в свою очередь, погладила его шею и потом мягко отодвинулась.
– Да, наверно, лучше завязать тебе глаза, если ты уверен, что справишься с причудами своего воображения!
Она повязала поверх его маски черный шелковый платок, погрузив Гарри во тьму, и не пыталась отодвинуться, когда он тут же начал ласкать ее груди, но в конце концов произнесла чуть слышно, дыша ему в лицо:
– Не можешь подождать?
– Это нелегко.
– Тогда я сделаю это легче.
Она убрала его руки от себя, опустилась на свое место, включила двигатель и отъехала. Гарри сидел в полной темноте, сгорая от страсти.
* * *
– Вот мы и здесь, – заявила она, выведя его из странного оцепенения.
Тишина и тьма – вот все, что он осознавал, испытывая некоторую слабость и относя ее на счет того, что ехал с завязанными глазами по скверным дорогам. Может, он заснул? До чего же глупое положение!
Он нащупал ручку дверцы.
– Нет, – сказала она. – Давай просто посидим здесь немного. Открой бутылку, я хочу пить.
– Бутылку? А, да!
Гарри вспомнил, что они прихватили с собой две бутылки вина. Протянув руку на заднее сиденье, он нашел одну из них.
– Но у нас нет стаканов. И с какой стати пить здесь, когда внутри наверняка гораздо удобнее?
Она издала короткий смешок.
– Гарри, я немного нервничаю…
Конечно! «Смелость во хмелю» – кажется, французское выражение? Или немецкое? Какая разница? Если глоток-другой вина помогут ей настроиться, почему бы и нет? Мысленно он благословил производство бутылок с завинчивающимися крышками и откупорил бутылку. Она взяла у него вино; он услышал звук льющейся жидкости. Запах духов ощущался гораздо сильнее, густой, похожий на запах мака. И сквозь него пробивался запах… порчи?
Она вернула ему бутылку. Он поднес ее к пересохшим губам и сделал большой глоток. Голова мгновенно закружилась, его так и подмывало дико расхохотаться. Вместо этого, решив, что находится под воздействием какого-то странного принуждения, он лишь удивленно хмыкнул.
Снова вернув бутылку, он уронил руку на грудь девушки и тяжело задышал, почувствовав под пальцами обнаженную, набухшую плоть! Она расстегнула для него блузку… а может, совсем сняла ее! Дрожащими пальцами он потянулся к своей маске и повязанному поверх нее платку.
– Нет! – воскликнула она, и он услышал шуршание шелка. – Вот, я снова одета. Приканчивай бутылку и давай выбираться из машины. Я поведу тебя…
– Кассильда! – пробормотал он. – Может, прекратим наконец эту маленькую игру…
– Ты снимешь платок, лишь когда мы окажемся в моей комнате и разденемся.
Внезапная хрипотца в ее голосе заставила его вздрогнуть – сейчас он просто ощущал ее откровенную страсть – и одновременно возбудила. Он сильно дернулся, почувствовал краткое прикосновение тонкой руки и забормотал что-то невразумительное.
Ощущая приятное покалывание в теле, парализованный этим ощущением и шоком, он в конце концов решился сам прикоснуться к ней, но она уже ушла. Он услышал шелест ее платья и щелчок захлопнутой дверцы.
Открыв свою дверцу, он почти вывалился наружу, но восстановил равновесие, почувствовав на плече ее руку.
– Вторую бутылку, – напомнила она ему.
Неуклюжими движениями он нащупал вино. Она взяла его за руку и прошептала:
– Шшш! Тихо!
И издала низкий горловой смешок.
Ничего не видя, он заковылял следом за ней по твердой, странно знакомой поверхности. Что-то задело его ногу – холодное, пушистое и влажное. Листовидные отростки кустов, предположил он.
– Опусти голову, – командовала она. – Осторожно, дальше ступеньки. Сюда. Почти пришли…
– Кассильда… – Он сжал ей руку. – У меня кружится голова.
Она засмеялась.
– Это вино!
– Постой, постой! – Он заставил ее остановиться. – Голова кружится.
Вытянул руку с бутылкой, нащупал твердую поверхность, оперся о нее костяшками пальцев и занял устойчивую позицию. Прислонился к стене, сухой и слоистой по ощущению, и постепенно головокружение прекратилось.
«Скверно, – подумал он. – От меня будет мало толку, если я не смогу владеть собой».
– Крепкая штука, это ваше местное вино.
– Еще несколько ступенек, – прошептала она.
И подошла ближе. Послышался звук скользящего шелка – упала одежда. Он обнял ее и остро ощутил прикосновение ее тела. Тяжесть бутылки заставила его руку заскользить вниз. Гладкие, крепкие ягодицы, совсем не как у Джулии, тело которой уже немного обвисло, не дрогнули под его пальцами; но эта чертова бутылка мешала!
– Господи! – прошептал он, горло перехватило от вожделения. – Хотел бы я вот так обнимать тебя всю оставшуюся жизнь…
Она засмеялась, снова хрипло, отодвинулась, потянула его за собой и сказала:
– Но это будет уже второе желание.
Второе желание… Второе желание? Он споткнулся и едва не упал. Его подхватили, поставили ровно; быстрые пальцы занялись его пиджаком, пуговицами рубашки. Он вздрогнул, хотя было не холодно, и слабый голосок в глубине сознания завопил от ужаса, пытаясь пробиться к нему, сначала тихо, но постепенно все громче и громче.
Его второе желание!
Он стоял полностью обнаженный. Внезапно настороженность вернулась, алкоголь в организме превратился в воду; невероятное надвигалось, становясь реальным, безмерным, происходящим здесь и сейчас.
