Не отрывая глаз от Рэнсома, пришелец отвел назад левую руку, нащупал засов и запер дверь. Макфи не шевельнулся.
– Кто же твои господа? – спросил пришелец.
– Господа мои – Уарсы, – отвечал Рэнсом.
– Где ты слышал это слово? – спросил пришелец. – Если ты и впрямь учен, то почему ты одет как раб?
– Ты и сам одет не лучше, – сказал Рэнсом.
– Удар твой меток, – сказал пришелец, – и знаешь ты много. Ответь же мне, если посмеешь, на три вопроса.
– Отвечу, если смогу, – сказал Рэнсом.
Словно повторяя урок, пришелец напевно начал:
– Где Сульва? Каким она ходит путем? Где бесплодна утроба? Где холодны браки?
Рэнсом ответил:
– Сульва, которую смертные зовут Луною, движется в низшей сфере. Через нее проходит граница падшего мира. Сторона, обращенная к нам, разделяет нашу участь. Сторона, обращенная к небу, прекрасна, и блажен, кто переступит черту. На здешней стороне живут несчастные твари, исполненные гордыни. Мужчина берет женщину в жены, но детей у них нет, ибо и он и она познают лишь хитрый образ, движимый бесовской силой. Живое тело не влечет их, так извращена похоть. Детей они создают злым искусством, в неведомом месте.
– Ты хорошо ответил, – сказал пришелец. – Я думал, только три человека это знают. Второй мой вопрос труднее: где кольцо короля, в чьем оно доме?
– Кольцо короля, – сказал Рэнсом, – на его руке, в царском доме, в круглой, как чаша, земле Абходжин, за морем Лур, на Переландре. Король Артур не умер, Господь забрал его во плоти, он ждет конца времен и сотрясения Сульвы с Енохом, Илией и Мельхиседеком. В доме царя Мельхиседека и сверкает кольцо.
– Хороший ответ, – сказал пришелец. – Я думал, лишь двое это знают. На третий вопрос ответит лишь один. Когда спустится Лурга? Кто будет в те дни Пендрагоном? Где учился он бранному делу?
– На Переландре я учился брани, – сказал Рэнсом. – Лурга спустится скоро. Я Пендрагон.
Только он произнес эти слова, ему пришлось отступить, ибо пришелец зашевелился. Каждый, кто видел бы их сейчас, подумал бы, что дело идет к драке. Тяжко и мягко, словно гора, сползшая в море, гость опустился на одно колено. Однако лицо его было вровень с лицом Рэнсома.
2
– Да, возникает непредвиденная трудность, – сказал Уизер, когда они с Фростом уселись у открытой двери. – Должен признаться, не думал, что нас ожидают… э-э… лингвистические неувязки.
– Нужен кельтолог, – сказал Фрост. – У нас с филологией слабо. Подошел бы Рэнсом. Вы ничего о нем не слышали?
– Вряд ли нужно напоминать, – сказал Уизер, – что доктор Рэнсом интересует нас не только как филолог. Смею вас заверить, если бы мы напали на малейший след, мы бы давно… э-э… имели удовольствие видеть его среди нас.
– Сам понимаю. Наверное, он на Земле… Хорошо по-валлийски говорит Стрэйк. У него мать из Уэльса.
– Было бы чрезвычайно желательно, – сказал Уизер, – сохранить все… э-э-э… в семейном кругу. Мне исключительно неприятно приглашать кельтологов со стороны.
– Ничего, мы его потом спишем. Другое плохо, время уходит. Как у вас там Стрэйк?
– Превосходно! Я даже сам теряюсь. Он продвигается так быстро, что мне придется оставить свой проект. Я хотел объединить наших… э-э… подопечных, сопоставив тем самым наши методы. Конечно, нет и речи о каком бы то ни было соперничестве…
– Еще бы, я работал со Стэддоком только один раз. Результат – оптимальный. Про Стрэйка я спросил, чтобы узнать, может ли он тут дежурить. А вообще, пусть дежурит Стэддок. Пока там что, а сейчас пускай трудится.
– Вы думаете, мистер… э… Стэддок… достаточно продвинулся?
– Это не важно. Что он может сделать? Выйти он не выйдет. Нам нужно, чтобы кто-нибудь стерег, а ему – польза.
3
Макфи, только что переспоривший и Рэнсома, и Алькасана, почувствовал, что кто-то трясет его за плечо. Потом он ощутил, что ему холодно, а левая нога у него затекла, и увидел прямо перед собой лицо Деннистона. Народу в сенях было много – и Деннистон, и Джейн, все усталые и вымокшие.
– Что с вами?
– Ничего, – сказал Макфи, глотнул несколько раз и облизал губы. – Ничего. – Тут он выпрямился. – Эй, где же он?
– Кто? – спросил Деннистон.
– Трудно сказать, – отвечал Макфи. – Понимаете, я сразу уснул.
Все переглянулись. Макфи вскочил.
– Господи! – крикнул он. – Да тут же был Рэнсом! Не знаю, что со мной случилось. Наверное, это гипноз. Прискакал человек на лошади…
Все обеспокоились. Деннистон распахнул дверь в кухню, и в свете очага взорам новоприбывших предстали четыре спящие женщины. Спала и птица на спинке стула, спал и медведь, по-детски посвистывая. Миссис Димбл уронила голову на стол, вязанье – на колени (Димбл смотрел на нее с той жалостью, с какой мужчина смотрит на спящего, особенно – на жену). Камилла свернулась в качалке, как кошка, которая спит где угодно. Айви дышала ртом, а Грейс Айронвуд сидела прямо, словно она с суровым терпением приняла унизительное бремя насильственного сна.
– Будить их некогда, – сказал Макфи. – Идемте наверх.
Они пошли, зажигая по пути свет, через пустые комнаты, беспомощные, как все комнаты ночью, – огонь в камине погас, часы остановились, на диване газета. Никто и не ждал увидеть что-нибудь другое на первом этаже.
– Свет наверху, – сказала Джейн, когда они дошли до лестницы.
– Мы сами зажгли, еще в коридоре, – сказал Димбл.
– Нет, это не то, – сказал Деннистон.
– Простите, – обратился Димбл к Макфи, – мне лучше идти первым.
Еще со второй площадки Джейн и Деннистон заметили, что первые двое вдруг остановились. Хотя у нее немыслимо устали ноги, Джейн кинулась вперед и увидела то, что видели Димбл и Макфи.
Наверху, у балюстрады, стояли два человека в пышных одеждах, один – в алой, другой – в светло-синей. Страшная мысль поразила Джейн: собственно, что она знает о Рэнсоме? Он заманил ее сюда… из-за него она узнала сегодня, что такое адский страх… Теперь он стоит вот с этим, и они ведут себя, как ведут себя такие люди, когда остаются одни. Один пролежал много лет в земле, другой побывал на небе… Больше того, один говорил, что другой им враг, а теперь они слились, словно две капли ртути. Рэнсом стоял очень прямо, без костыля. Свет падал сзади, и от его бороды шло сияние, а волосы сверкали чистым золотом. Вдруг Джейн поняла, что смотрит, ничего не видя, прямо на пришельца. Он был огромен и что-то говорил, указывая на нее.
Слов она не поняла, но их понял Димбл.
– Сэр, – говорил Мерлин на какой-то странной латыни, – вот лукавейшая дама из всех живущих на земле.
– Сэр, ты не прав, – отвечал Рэнсом. – Эта дама грешна, как и все мы, но она не лукава.
