– Да очень просто, про это столько написано! Представь, твой отец берет ребенка по выходным в свою новую семью, ребенку там весело, интересно, там счастливый папа и обаятельная тетя, смеются… там – семья. Ребенок начинает думать, что там семья. А дома у него брошенная мама, грустная, сердитая, в плохом настроении, может быть, плачет, или орет, или предметами кидается. Ребенок из чувства самосохранения выбирает, где ему лучше, это закон жизни…
– Значит, никто не виноват, раз закон.
– Ну да, никто не виноват… Твоя мамочка, она такая обаятельная, на нее надо знак вешать «осторожно, обаяние», ей было легко отнять у подруги и мужа, и ребенка… Теперь все понятно.
Что теперь понятно? Ничего мне непонятно. Мамочка – свободный человек. Мне все равно, кому она в этой жизни сделала плохо. Или не все равно?
Пятничные размышления. Мой еврейский вопрос
Все это было похоже на роман, в котором герой внезапно узнаёт тайну своего инопланетного рождения и после этого оказывается в новом мире, полном фантастических тварей… В моем новом мире все не такие, как раньше, прежде всего я.
Мамочка стала другой. Я для себя все решил, я выбрал: Мамочка – моя мама, а посторонняя биологическая мать – чужой неприятный человек, похожий на птицу. Но я-то думал, что Мамочка лучший человек на свете, а у нее в прошлом такие… ммм… по-настоящему плохие поступки.
Мура. Теперь понятно, что Мура ангел: сколько раз за все эти годы, когда мы с ней ссорились, могла бы сказать, что я чужой птенец, – а она хранила секрет. Теперь я хотя бы точно знаю, почему Помидора любит Муру больше, чем меня.
Папа стал другим. Он выглядит в этой истории ужасно противно: сначала предал свою первую жену, потом забрал у нее ребенка, потом оставил меня с Мамочкой. Если представить, что он позволил увезти меня в Бельгию, то сейчас я бы прекрасно знал немецкий, французский и нидерландский. В этой истории папа выглядел Синей Бородой, Серым волком и Злой мачехой.
Все не такие, как раньше, и прежде всего я.
Я не сразу сообразил, что кое-что важное во мне переменилось… Конечно, не сразу сообразил, ведь не каждый день появляется твоя биологическая мать.
И вдруг в один прекрасный момент (совсем не прекрасный, но как еще сказать?) меня бросило в жар и одновременно будто окатило ледяной водой от понимания: я же теперь не еврей!
Вот это да! Вот это номер! Как же это?! А как же мой талант?! Я столько раз слышал, что те, чьи родители принадлежат к разным нациям, самые талантливые писатели! Ну, люди, все у меня отняли!
Дома у нас никогда не упоминалось, что я наполовину еврей (русский по папе, еврей по Мамочке, а по законам иудаизма так вообще настоящий еврей). Теперь мне понятно, почему об этом никогда не говорили. Да потому что никакой я не еврей! Я чисто русский, по папе и по моей биологической матери.
Представьте, что вы всю жизнь считали себя чем-то одним, а оказались чем-то совершенно другим… Представьте, что вы всю жизнь гордились тем, что вы еврей, и страдали от антисемитизма, а оказалось, что вам нечем гордиться и страдали вы зря.
Хотя, если честно, я совсем немного пострадал от антисемитизма – пару дней во втором классе.
Ко мне приставала девочка. На переменах она прыгала вокруг меня на одной ножке и задавала мне один и тот же вопрос: «Как зовут твою маму, как зовут твою маму, как зовут твою маму?..» Я отвечал: «Клара», она говорила: «Клара Израилевна» – и дико хохотала. Я поправлял: «Клара Викторовна» – и удивлялся, что она никак не может запомнить.
Когда я рассказал об этом Мамочке, она брезгливо скривилась: «Ты подумай, такая маленькая, а уже антисемитка… Ей смешно, что я еврейка». Когда я задал дома вопрос, являюсь ли я тоже еврейкой, Мамочка засмеялась: «Ты не еврейка, ты Мамкин Андрей Сергеевич».
Мамочка не была бы собой, если бы оставила меня жить в каком-то, пусть и небольшом, дискомфорте. Она вообще увлекается, защищая меня. Ну, как та мать, которая застрелила в суде убийцу сына. В ее случае он бы даже не дожил до суда. Она пришла к директору и сказала: во втором классе махровым цветом расцвел антисемитизм, и она будет защищать своего ребенка.
– Представьте себе семью этой девочки, если она по одному лишь моему имени дразнит моего сына. Да ее родители фашисты просто! – сказала Мамочка директору школы. – В лучшей гимназии города и такой жуткий случай антисемитизма!..
– Ну что вы… – урезонивали ее директор и два завуча.
Жуткий Случай Антисемитизма тщательно расследовали: оказалось, это был не антисемитизм, а повышенное чувство юмора: маму смешливой девочки звали Клара Израилевна, и такое полусовпадение имен ужасно ее смешило. Мамочка, надо отдать ей справедливость, принесла примирительные букеты директору и двум завучам.
Что же мне теперь делать? Я всегда чувствовал, что отличаюсь от других. Приятно было отмечать знаменитых евреев (Эйнштейн, Маркс, Фрейд, Троцкий, Пруст, и это только начало…). Я выискивал персонажей-евреев в книгах (они всегда были умными и приятными людьми). Рассказывал в классе, что евреев ненавидят за казнь Христа, но евреи дали миру новую религию, которая стала и религией русских.
Папа в очередной раз пришел меня навестить и с ходу задал свой обычный вопрос:
– Ты счастлив?
– А ты? – спросил я.
Он удивился и, кажется, хотел меня послать. А пусть-ка побудет на моем месте, мне-то всегда хотелось его послать, и я с трудом сдерживался. Как было бы хорошо сказать: «А иди ты…»
– Все зависит от того, что считать счастьем. Я бываю счастлив в большей или меньшей степени, когда ночь, горы, костер… или ночь, море, костер… в Карелии и Ленинградской области тоже, когда ночь, комары, костер…
– А все остальное время ты несчастлив?
– Получается, так. Счастья в принципе не существует.
– Зачем же ты тогда все время спрашиваешь меня: «Ты счастлив?»
Он засмеялся смущенно. Никогда не видел, чтобы он был смущен.
– Ну да, это непоследовательно. Представь: ты знаешь, что нет такого счастья, как ты хотел в шестнадцать лет, его просто не существует. Но думаешь: а вдруг это не так, вдруг у твоего сына будет? Счастье по условию задачи невозможно, но ты так сильно хочешь, чтобы ответ был «да, твой сын будет счастлив», что думаешь: решение задачи существует. Найти решение любой задачи в принципе возможно… Ну, например, гипотеза Римана гласит, что все нетривиальные нули…
Он начал объяснять, что такое нетривиальные нули, я думал о счастье, а когда он закончил, переспросил: «Нетривиальные нули?» «Имеющие ненулевую мнимую часть», – пояснил он, и я кивнул, будто понимаю. Ненулевая мнимая часть – это вообще что?
Вот какие интересные новости… Он хотел, чтобы я, его сын, был счастлив? Он что, не совсем равнодушен ко мне? В нем есть мнимая часть и действительная? Я ничего не понимаю в людях? Считал себя нетривиальным нулем, а был самым что ни есть тривиальным нулем, тупым и самонадеянным?
