Отец Лизаветы громкоголосый человек с правилами жизни. Все время повторяет «у меня такие правила», «я такой человек», «я всегда поступаю так», – есть такие люди, которые всегда так говорят, хотя никто не спрашивает их, как они обычно поступают, как жарят картошку, или лечат насморк, или делают карьеру.
– Ты приходи, только когда кто-то дома, я или мать Лизаветы. Я всегда поступаю так: в принципе доверяю, но не даю повода обмануть. У меня такие правила.
Как ему удается жить с Лизаветой, которая вся против правил? А как ей удалось родиться у него и тут же его не задушить?
Я сказал:
– Хорошо, я буду приходить, когда вы дома.
Значит, секса не будет?..
В любом случае, я отдам весь секс мира за то, чтобы просто подержать ее за руку, большую, с тонкими пальцами, мизинец такой кривой, что у меня сердце замирает.
15 декабря, пятница
Я счастлив, но ведь есть еще Татка.
Я должен сказать Татке, что мы больше не вместе.
Я должен сказать Татке, что мы больше не вместе?
Но как?
Взять и ни с того ни с сего объявить человеку: да, чуть не забыл, с этой минуты ты мне никто? Так, что ли? А человек ничего тебе не сделал плохого и считает, что его душевная жизнь устроена, его ценят и любят… Татка удивится. Потом поймет. Потом заплачет.
Татка будет страдать.
…Но как она узнает? Если я ничего не скажу, она ничего и не узнает. Я ведь могу по-прежнему быть с ней, а любить Лизавету. Ведь именно так обстоит дело уже давно. Что изменилось от того, что произошло между мной и Лизаветой? Ничего не изменилось.
22 декабря, пятница
Были у Татки. Секс с Таткой. Я не буду про это каждый раз писать, это одинаково, так что зачем.
Татка сказала, что все время думает, что в ней что-то не так, и что именно в ней не так, и что я ее брошу.
– Почему от одних уходят после первого секса, а от других даже в голову не приходит уйти?
Я сказал, что, судя по моему опыту изучения женщин, все дело в их голове: не в прическе, конечно, а в том, что они о себе думают. Некоторым и в голову не приходит, что в них что-то не так и что их могут бросить.
Татка сказала, что я гениально прав, в психологии это называется самосбывающееся пророчество: человек уверен, что произойдет что-то плохое, и ведет себя так, будто плохое в этот момент уже происходит – и оно начинает происходить… Плохое.
– Например, я думаю, что ты можешь меня бросить, и ты меня бросаешь…
Не смог сказать ей, что мы больше не вместе. А как сказать, что мы не вместе, сразу после того, как мы были вместе?
Чувствую себя ужасно – я ее обманываю.
Но, может быть, я ее не обманываю? К Лизавете у меня одно чувство и совершенно другое к Татке. Татку я жалею, а Лизавету люблю.
Пусть пока будет так, а потом все само собой решится.
Впервые в жизни чувствую себя «настоящим мужиком», который думает, что все само собой решится. Спит, с кем хочет, и не парится насчет женских чувств.
29 декабря, пятница
Как мы оказались втроем у меня в прихожей?
Лизавета не хотела, чтобы я уходил из школы с Таткой, Татка – чтобы уходил с Лизаветой. Татка из любви, а Лизавета от вредности и привычки настаивать на своем… Я чувствовал себя таким безвольным идиотом, когда они шли по обе стороны от меня, как будто вели меня под конвоем, но я же не мог сбежать?..
Татка и Лизавета шли по обе стороны от меня и чуть впереди (настоящий любовный треугольник: Татка любит меня, я Лизавету, Лизавета себя и меня). Они говорили вроде бы об абстрактных мужчинах, но на самом деле обо мне.
Лизавета сказала, что мужчины обычно влюбляются в плохих девочек, Татка – что бывают наивные мужчины, которые не сразу понимают, что плохие девочки слишком плохие.
Лизавета подмигнула и предложила спросить у меня, почему мужчины предпочитают плохих, Татка смешалась…
Возможно, на свете есть мужчины, которые были бы счастливы, что Татка и Лизавета обе влюблены и борются за них, а им только и остается спать то с одной, то с другой. Они не могут отказать Татке и отказаться от Лизаветы, в их любовном треугольнике долг и привязанность (к Татке) сражаются против страсти (к Лизавете).
Возможно, такие мужчины существуют, но это не я. Я чуть не умер от стыда, что они борются за меня, не говоря уж обо всем другом… я имею в виду, что я был с ними обеими.
Так мы шли и сами не заметили, как пришли на Таврическую. Хотя вообще-то это не быстрый путь.
Ни Татка, ни Лизавета не собирались уходить, и я от невозможности расстаться с ними пригласил их в гости.
И мы пришли ко мне всем своим любовным треугольником (шутка) и стали подслушивать в прихожей (шутка, но не совсем).
Я не подслушивал взрослых разговоров, даже когда был маленьким. У меня не было нужды узнать что-то, не предназначающееся для моих ушей, потому что для них, ушей моих, все было открыто. Мамочка никогда не отсылала меня спать, не говорила «тсс, только не при ребенке» или «ему еще рано смотреть этот фильм». Она считает, что человеку ничего не может быть рано. Я с ней согласен, по мне, если уж нужно узнать о чем-то плохом, так лучше пораньше. Это я к тому, что мне и в голову не придет подслушивать.
А Татка – наоборот. Она старается уловить обрывки разговоров, додумывает, может залезть в сумку своей мамы… Но ведь это понятно: от нее всегда всё скрывали. До сих пор скрывают, кто ее отец, где он, почему ненавидит ее мать, почему не навещает старуху-процентщицу…
Ну, а Лизавета просто любит быть в курсе.
Это я все к тому, что если бы не Татка и Лизавета, если бы я пришел из школы один, я бы услышал голоса, зашел в комнату, познакомился… Я бы не узнал.
– Скажи мне, есть ли на свете человек, которому от твоей книги стало лучше? Который читал твою книгу, плакал или смеялся? Положил твою книгу под подушку? Да рядом с твоей книгой даже заснуть страшно! – вскричала Мамочка. – Ты получаешь премии за то, что делаешь людям плохо, а я не получаю премий за то, что делаю людям хорошо…
– Да ладно, не завидуй… Послушай, а давай считать, что у нас книги и премии общие? – невозмутимо отозвался женский голос. – У нас же с тобой много чего общего – общий муж, почти общий ребенок.
– Общий ребенок?.. Ну да, конечно… Спасибо тебе за Андрюшу. Это был как бы твой подарок, ты мне его подарила.
– Но он, конечно, не знает?
Татка приложила палец к губам и сделала большие глаза. Татке кажется, что все вокруг скрывают самое главное, и нужно во что бы то ни стало это узнать, и тогда все станет лучше, чем было.
… – С ума сошла? Кто же такое детям рассказывает? Это два мира: в одном мире я его мама, хорошая – разве мама может не быть хорошей? – а в другом мире я была собой.
