– Товарищи директоры… Потише, пожалуйста. Сеня, ты готов?
– Ага, – сказал Сеня и поправил свет.
– Начинаем, – кивнул всем Андреев с легкой, приятной улыбкой.
Если бы я и стала рассказывать своим родным о нем, я бы начала вот с этого – как человек приступает к своей работе, улыбаясь. Я заставила себя сосредоточиться и так откровенно не любоваться Андреевым.
– Привет! – поздоровался Андреев со зрителями, присев на стул и почти сразу начав говорить. Какая интересная форма – запанибратский, легкий тон… – Игорь Зурабович, – перевел взгляд на политика Андреев, как будто продолжая только что прерванный разговор, – давно хотели с вами обсудить насущную проблему.
– Да-да, – довольно официально сказал Сулидзе, не принимая дружеского тона Андреева.
– Вопрос к вам такой: почему же так происходит – столько различных движений, столько людей, недовольных существующим ныне в России положением, строем, режимом, но единства нет. И, как мне кажется, никто особо и не стремится к единству. Напротив, стремится оппонента, мягко выражаясь, как можно выразительнее развенчать и стать единственным борцом за справедливость. Почему так, и что нам с этим делать?
– Вам что делать – не знаю, – четко ответил ему Сулидзе. – У меня есть четкая программа и десятки тысяч последователей моего движения по всей стране…
– Напомним, – улыбнулся Андреев в камеру (он любит говорить и писать от множественного числа), – что Игорь Зурабович – создатель и руководитель движения «Смыслы». Как вы, кстати, считаете своих сторонников? По количеству подписчиков в Сети?
– В том числе, – кивнул Сулидзе, не очень довольный тем, что Андреев его перебивает.
– Понятно, – иронически сказал Андреев. – Так и все же: почему мы все разъединены, и как нам объединиться? Если это нужно.
– Ни… в коем… случае, – подчеркивая каждое слово, ответил Сулидзе.
И начал говорить издалека – от Гегеля. Он говорил о том, как исторически развивалась революционная мысль, это было, конечно, интересно, мне, к примеру. Но вряд ли понятно и интересно всем тем зрителям, для которых Андреев снимал свою новую передачу, альтернативную официальному телевизионному формату. Альтернативную не по форме, а по сути. Над ним сейчас не довлело руководство канала, вокруг не бегали редакторы, которые потом стали бы вырезать «не те» слова. Андреев сам и руководитель своего канала, и продюсер, и редактор. Это ведь новая форма «самиздата».
Сорок лет назад люди передавали друг другу перепечатанные листочки, а теперь любой человек может открыть свой интернет-канал и ставить туда все, что хочет. Учить плести из бисера, говорить по-французски, готовить куриные котлеты и кислые щи, правильно поститься, правильно верить в Бога (в одного из богов, скажем так…), правильно делать зарядку или правильно курить кальян, чтобы получать максимум удовольствия. Люди учат друг друга, как расчесывать собаку, как лучше мыть кота, как рисовать по трафарету и как красить окно на даче, чтобы не облиться краской.
Некоторые наши девочки, которые еле-еле, с пересдачами, сдали сессию, имеют свои каналы, где они делают обзоры современной литературы и кино. Звучит это красиво, но больше похоже на злую шутку – никто хуже не может подшутить над ними, чем они сами.
Есть у нас Настя, киноблогер, расставляющая в собственном порядке все мировые киношедевры, не затрудняя себя их просмотром, есть Алина, которая не читает вообще ничего, но ей почему-то нравится именно этот формат: сделать невероятно изощренный маникюр – голубые, фиолетовые, желтые ногти со стразами, нарядиться, распустить неровно, по моде, остриженные волосы, сесть перед камерой, взять несколько книг в ярких обложках, которые она купила подряд в магазине с рекламного стеллажа, куда ставят книги за особую плату, и рассказывать, протягивая гласные: «Друзьяяяяяя, сегодня яяяяяя расскажууууу вааааам…» Это особая, тоже модная манера. Алина и другие девочки говорят так, подражая кому-то из телевизора. Сейчас очень модно среди подростков и совсем неразвитой молодежи говорить так, как будто ты не можешь нормально открыть рта, у тебя что-то случилось с челюстью, и поэтому у тебя все звуки получаются сильно редуцированные, неправильные. Чем хуже ты говоришь, тем ты моднее и оригинальнее.
На зимней сессии у нас даже был скандал, когда преподаватель по философии, доцент Соколов, отказался ставить тройку девочке, которая именно так говорила, редуцируя гласные. Доцент объяснил студентке и учебной части, что он не понимает ни слова из того, что та говорит. Девочка закатила скандал, привлекла своего отца, он – депутат Московской думы, ей быстро поставили четверку и отпустили на каникулы. Она в тот же день улетела на Мадагаскар, и стала присылать в нашу общую курсовую беседу короткие видео в купальнике, где она смеялась в камеру и говорила: «Передыйте Сыкылыву, чты он кызёл… Сыкылыв ты тупой кызёл, а я на Мыдыгыскаре… Меня мый пыпычка любит, мый пыпычка мыжыт все выбще, а ты стырый, тупый и нищий… Я в шыкылыде, Сыкылыв, и ты мне ничего не сделыешь!»
Я постоянно думаю – что будет со всеми нами дальше. Самое страшное и самое, увы, понятное и логичное – это если на Земле начнется большая война, мировая, страшная, скорей всего последняя. Кто-то выживет, останется, тот, кто окажется далеко от очагов войны, и им придется начинать все с нуля – делать орудия труда из камня и добывать огонь, чтобы согреться и приготовить пищу. Но, главное, им придется пережить не одну сотню лет ядерной зимы. И тогда понятно, что вообще всё будет по-другому. Наверное… Суть человеческая, скорей всего, останется прежней. Потому что ни одна война, которая была на Земле, включая ту, которая описана в индийских эпосах, когда плавились камни, кипели реки, у людей вылезали ногти и волосы от страшного оружия, примененного «богами» против других «богов», плохих, – ни одна война, ни один катаклизм не научил человека ничему. Человек хочет властвовать, подчинять других, быть главным, иметь рабов, человек – мужчина – хочет вести войны.
– По-разному можно трактовать то, что сейчас происходит, – говорил в это время Андреев. – Но я надеялся, что мы с вами, Игорь Зурабович, мыслим в одном направлении. И в одном направлении работаем.
– Работать можно только в правильном направлении. Остальное – вредить, а не работать, – ответил ему Сулидзе, вращая глазами.
Страшный взгляд у него какой… Из телевизора это так не пронимает. Понимаю, почему люди, попадая к нему, становятся словно сектантами – такая о нем ходит слава. Он их вывозит на загородные «семинары» и по пять-шесть, а то и больше часов кряду говорит, говорит, один, а они сидят и, завороженные, слушают. Я тоже пробовала послушать его лекции в Ютьюбе. Но поскольку так гипноз действует слабее, я смогла выслушать лишь самое начало, минут пятнадцать – двадцать, с длинными паузами, его молчаливыми и крайне красноречивыми взглядами, подрагиванием губ и щек… Проще взять и прочитать статью. И тогда ты видишь все несовершенства или всё лукавство говорящего, который говорит обо всем и – ни о чем, по сути.
– Хорошо, – кивнул Андреев, коротко засмеявшись.
