«Давай». Ульяна послала еще значок – обезьянку, закрывающую лапками себе глаза. Это очень многозначный символ, я тоже его люблю. Как говорит моя бабушка – ищи себя в обезьяне и что-нибудь точно найдешь.
Я отправила письмо Андрееву и стала ждать ответ. Ждала час, два, пыталась готовиться к семинару, помыла голову, снова читала, конспектировала, смотрела фильм, который нам задали проанализировать. Но Андреев ничего не отвечал. Ульяна не выдержала и даже позвонила мне:
– Ответил?
– Нет.
– Прочитал?
– Да. Что будем делать теперь?
– Ждать.
Утром на следующий день на лекции пришло сообщение от Андреева: «Мне нужен один администратор, приходите в четверг в 18.00. Вот адрес. Это территория старого завода, корпус 1-В, на втором этаже коричневая дверь с половиной цифры 2».
Я переслала сообщение Ульяне. Она сидела на предпоследнем ряду, я на втором. Я обернулась. Она кивнула. И сразу написала мне:
«Вместе пойдем».
«Он сказал – „один“».
«Пусть решит, что у него в глазах двоится от нашей красоты».
Как бы было весело сейчас, если бы нам обеим не нравился один и тот же распрекрасный Андреев.
Ульяна принарядилась и даже немного накрасилась, хотя обычно ходит без косметики. Я – тоже. Обычно хожу без помады и туши, с простым хвостом, а в четверг после пары сидела и красилась. Сначала один глаз нарисовала ярче, пришлось еще раз обвести второй. Но теперь он получился гораздо сильнее обведенный. Я подкрасила и первый. Посмотрела на себя секунду-другую и все смыла, потому что вид с такими густо обведенными глазами был очень странный. Подкрасила ресницы и успокоилась.
Мы встретились у метро, глянули друг на друга и обе фыркнули. Я про себя знаю, что меня Андреев привлек не мордашкой, и даже не харизмой, а своими умными, глубокими, смелыми словами о справедливости, своими фильмами, которые не показывают по телевизору, потому что в них слишком много неприятной правды о нашем времени и всей ситуации в стране и мире. Их все смотрят онлайн и потом комментируют, спорят, находят единомышленников или ругаются друг с другом. Для многих в нашей стране Андреев – человек, которому можно верить, который ищет правду и говорит ее, потому что просто не может по-другому. И для меня это самое главное, а то, что он симпатичный – это лишь дополнение.
Чем он привлек Ульяну, я не знаю. Она для меня вообще загадка. Я так и не поняла – из какой она семьи. Не бедная, скорей всего. Но чем занимаются родители, как она живет, с кем из них, я так и не знаю. Она не рассказывает, а мне спрашивать неудобно.
– Ну что, пошли? – улыбнулась Ульяна. – Кого он выберет, как ты думаешь?
– Ты имеешь в виду в качестве администратора?
– А ты что-то еще имеешь в виду? – Ульяна прищурилась.
Вот поэтому я с ней и не дружу. Потому что у нее язык как бритва. Когда у тебя у самой язык как бритва, друзей хочется иметь более плюшевых. У меня была именно такая подружка в школе. Ласковая, добрая, доверчивая, всегда смеялась моим шуткам, была на моей стороне, я делала за нее математику и физику, давала списывать, часто решала на контрольных оба варианта – за себя и за нее. Соня была моей подружкой из песочницы. Мы вместе играли во дворе, и ее даже отдали со мной в одну школу, потому что она и слышать не хотела, чтобы учиться без меня. И она всегда была рядом. Но – была да сплыла, прямо как мой папа.
До одиннадцатого класса мы дружили, а в одиннадцатом к нам пришел новый директор, учившийся в Москве в Академии управления, и стал менять все порядки в школе. Две параллели протестировали и поделили на сильный класс и слабый. Соня попала в слабый, а я – в сильный. И там она себе нашла новых друзей, очень изменилась, стала ярко краситься, убегать с уроков. Я сидела на химии или на русском, а Соня ставила фото из парка или из торгового центра, в обнимку с каким-нибудь очередным приятелем, чьего лица она не показывала, так интереснее, все гадают – с кем же ты обнимаешься.
С Соней стало сложно общаться на наши обычные темы. А когда начались выпускные экзамены, я сдала первый экзамен на девяносто два балла и на апелляции подняла их до девяносто восьми, а Соня – на пятьдесят восемь, и моя бывшая подружка перестала со мной разговаривать, как будто это лично я ей мешала учиться весь год и до этого еще десять лет. Я ей ничего плохого не говорила, наоборот, сочувствовала, предлагала вместе ехать на апелляцию. А ей нужно было не мое сочувствие, а хотя бы восемьдесят баллов, чтобы поступить туда, куда она хотела – на журналистику. А так она не попала даже на платный.
Мы прошли с Ульяной через проходную, где охранник попросил у нас документы, лениво записал только мои паспортные данные в большую тетрадку и сказал, посмеиваясь: «Будешь старшей! С тебя спрос!»
Мы шли по большой территории бывшей камвольной фабрики, где когда-то производили ткани. В центре было красивое старинное здание из красного кирпича с отделкой, довольно необычной постройки – белые углы четырехэтажного корпуса были не острые, а плавно обтекали все здание. Сейчас, как я поняла, во множестве разбросанных корпусов тоже были ткани, но их не производили, а продавали. Всюду продавалась ткань и фурнитура, произведенные в Китае. Торговали в основном индусы. Мы видели их в открытые двери, индусы сновали туда-сюда, что-то тащили. Их трудно спутать – оливковый цвет кожи, особого разреза глаза, большие, выразительные.
Крохотных лавчонок, набитых рулонами материи или просто отрезами, висящими на специальных вешалках, было такое количество, что мне было непонятно – неужели они как-то выживают? И находится такое количество оптовиков, которые закупают эти ткани малым оптом, а потом развозят по каким-то магазинам?
Какой порочный замкнутый круг, сколько же людей занимаются бессмысленным делом, по сути дела – ничем. Крупный опт – мелкий опт – розничная торговля – это обязательная цепочка, неизбежная для капитализма. И для многих людей, которые не хотят ничем серьезным заниматься, это прекрасная возможность ничего не делать и получать деньги. Потому что купить здесь за десять, а отвезти в пять других мест по пятнадцать или даже по тридцать – это гораздо легче, чем делать что-то самому. Хотя чтобы занять семь миллиардов людей, живущих сейчас на Земле, чем-то полезным, надо очень постараться. Было бы мировое правительство, состоящее из ученых разных специальностей и настоящих мудрецов, которые не мечтали бы ни о собственном острове в Тихом океане, ни о безусловной власти, когда миллионы повинуются любой твоей бредовой идее, а заботились бы о Земле и о людях, живущих на ней, о настоящем и будущем… Поговорить бы об этом с Андреевым, он знает ответы. Или, по крайней мере, тоже думает об этом.
– Что ты такая хмурая? – спросила Ульяна. – Волнуешься?
Какой глупый вопрос. Просто Ульяна сама волнуется. Ведь неизвестно, как сейчас нас встретит Андреев.
– Нет, думаю.
– О чем?
