Погода с самого утра была великолепная, мороз и солнце, яркое голубое небо. Я, подумав, все-таки написала в общую беседу: «Кто поедет со мной в Коломенское?» Несколько человек прислали испуганные и хохочущие смайлики и головы животных, с помощью этих символов выражая разнообразные эмоции по отношению ко мне, к предложению, к самим себе. Например, Антонс прислал зайчика и спящий смайлик. Скорей всего, он имел в виду, что я милая, как зайчик, а он будет спать всю субботу. Или же это означало, что милый зайчик – он, и он будет спать всю субботу… Кто-то присылал смайлик и пистолет, что означало «Застрелись!», это шутка, это вовсе не грубо. Просто ехать в Коломенское в субботу, да еще так рано, в десять утра, равносильно тому, чтобы застрелиться. Ульяна ничего не ответила, но я видела, что она не заходила в Сеть со вчерашнего вечера.
Я еще вчера видела сообщение от Игната, мальчика с философского факультета, у которого ноги, как толстые шарниры, и симпатичное лицо. Видела и не открывала. Сейчас открыла. «Где зависаешь в выходные?» – спрашивал он.
Я поняла, что он хочет со мной погулять или, скорей всего, посидеть в кафе в торговом центре, например, около метро «Университет», где как раз и заседают все наши, а может, и где-то поближе к его дому, чтобы не ездить. И на случай отказа заходит издалека. «Еду в Коломенское», – кратко ответила я.
Я видела, что Игнат прочитал тут же, но не отвечал. Наверное, ищет по навигатору, долго ли от его дома ехать до Коломенского. Или читает, что такое Коломенское. Москвичи потрясают меня удивительной безграмотностью и незнанием своего собственного города. Многие, проучившись полгода в МГУ, ни разу не были в Главном здании, прогуляв даже посвящение в студенты, ни разу не обошли кругом огромный университетский парк. Здесь красиво, здесь необыкновенно, здесь воздух, архитектура, высокие деревья, яблони, на некоторых до зимы остались маленькие красные яблочки, не упали осенью, здесь можно наслаждаться красотой, фотографировать или просто смотреть, но, увы, «красиво» – это критерий не универсальный. «Могу подвезти, я на машине», – через пару минут написал он.
Очень глупый. Очень. Я вспомнила, как они смеялись над словом «сутана», которое с грехом пополам вспомнили вместе. Они смеются надо всем вообще. И не потому, что они такие остроумные, они вовсе не остроумные. А потому, что они такие глупые.
А с другой стороны, почему людям эпохи Возрождения можно было смеяться над тем, как кто-то пукнул, а нам – нельзя? Многие сегодняшние комедийные сериалы на телевидении строятся на примитивном конфликте и множестве полуприличных или вовсе неприличных шуток. У нас, конечно, есть еще какие-то сдерживающие границы, слишком наша культура богатая, ее так просто не отбросишь и не забудешь, но границы эти размываются и размываются – Всемирным потопом сточных вод изо всех самых грязных мест на земле, которые прорвало в двадцатом веке.
Я остановила собственное раздражение. Не хочешь – не надо ехать с Игнатом, кто тебя заставляет?
Я позвонила своим. Мама еще спала, вчера у нее была трудная операция, внеплановая, а бабушка уже давно бегала по дому, ждала, когда можно будет мне позвонить, и очень обрадовалась моему звонку.
– Почему не высыпаешься? – тут же накинулась она на меня. – Спала бы!
– Не поспишь, ба. Соседка рано встала, ушла на подработки, никакого сна все равно.
– Чем подрабатывает?
– Раздает листовки у метро.
– А ты что будешь сегодня делать? – поинтересовалась бабушка. – Появились ли наконец кавалеры?
Если бы бабушка не сказала это «наконец», я бы ей рассказала о вчерашнем концерте, аккуратно, без лишних подробностей, или хотя бы об Игнате, у которого, оказывается, есть машина. Понятно, почему у него такие ноги – он не ходит по городу, а ездит на колесах. Поэтому ноги – как огромные батоны.
– Еду в Коломенское, ба. У нас солнце.
– У нас – дождь со снегом, – подчеркнула бабушка. – А в Москве, значит, солнце.
– Ну да, красота.
Не стала я ничего говорить бабушке об Андрееве, вчерашнем концерте и волне противоречивых чувств, захлестнувших меня. Как-то не сказалось.
Через час к общежитию приехал Игнат. Машина у него оказалась какой-то невнятной китайской или корейской марки, но довольно просторная и большая, и водил он на удивление неплохо. Глупый-то глупый, а водит нормально.
За то время, пока мы ехали до Коломенского, я раз сто или двести успела пожалеть, что поехала с ним. Он нес такую чушь, так глупо и несмешно шутил, ничего не понимал из того, что я пыталась ему рассказать, начинал смеяться над какими-то малоизвестными ему словами. Пробовал включать англоязычные песни без начала и конца, неотличимые друг от друга. Еще я все время видела эти его огромные ноги, как будто взятые от другого тела. Пухлые колени, толстые бедра… Может, у него болезнь какая-то? Спросить неудобно… тем более что, скорей всего, эта болезнь называется – «лень обыкновенная»…
Наши мальчики на физкультуре – лежат. Приходят в зал, сначала садятся на пол, прислоняясь к стене, а к концу урока все трое лежат, смотрят ролики в телефонах. И – ржут. Двухлетние корейцы танцуют и плачут от страха на сцене. Наши мальчики смотрят на это и ржут. Кот бьет пса по носу. Мальчики ржут. Щенок бежит по льду и падает. Мальчики ржут. Корова запуталась в проводах, пытается освободиться, как будто пляшет. Ржут. Толстый человек упал на скользком полу и по инерции прокатился вперед. Наши мальчики сами падают от смеха и дрыгают ногами. Может, это хорошо? Они же не злятся и не дерутся – просто ржут, радуются жизни. У них сильно развитое чувство юмора. А ведь этим мы и отличаемся от животных, в том числе, – умением смеяться.
Я постаралась не смотреть больше на ноги Игната и не раздражаться уж так сильно из-за неумных шуток. Заставляла себя смеяться.
Коломенское, которое я видела на картинках, к сожалению, зимой не произвело на меня особенного впечатления. Мы обошли кругом территорию, на которой оказалось не так уж и много памятников архитектуры, зашли в самую древнюю церковь с невероятно широкими белыми стенами. Когда я сказала, что ширина стены, наверное, три метра, Игнат стал их мерить ладонями, уверяя, что его ладонь равна листу А4 и сейчас он мне точно скажет, три метра там или нет. Говорил он так громко и так махал руками, что охранница попросила нас выйти.
Мы еще потоптались в центре усадьбы, я сфотографировала церковь и колокольню, и мы направились обратно к машине. Игнат непрестанно что-то рассказывал, бурно, активно, то и дело теряя нить, прерывая сам себя, а я его почти не слушала, не могла сосредоточиться, думала о своем. О вчерашнем концерте. Может быть, мы неправы? Андреев тоже человек. И имеет право ошибаться. К тому же, он нам объяснил логично: «Есть очень много явлений нашей жизни, по поводу которых хочется материться». Это – слабость. Но у него ведь могут быть слабости…
Размышляя, я не сразу поняла, откуда раздаются удивительные звуки. Я обернулась. Запел, загудел колокол на старой колокольне, которую мы только что обходили кругом, и я ее снимала с разных ракурсов. Мы остановились, даже Игнат замолчал.
