Черный отвернулся к иллюминатору. А Калачев продолжал сидеть и удивляться. Вот ведь. Никогда не знаешь, где тебя сюрприз поджидает. Особенно приятный. Они так редки в нашей жизни, что даже забываешь о том, что они все-таки случаются… Особенно после всего того, что пришлось пережить в Дамаске. Кто бы мог подумать, что вышколенный, дисциплинированный до кончиков ушей вояка так отреагирует. На душе стало немного спокойнее.
И как только уровень адреналина в крови спал, Александр вспомнил о человеке, из-за которого многие последние события и случились.
– Товарищ полковник, – обратился он к Черному, – а вы, случайно, не знаете, как у Чарли дела?
– Как сажа бела, – отозвался тот, не оборачиваясь. – Отыгрался твой Чарли. Его домой отозвали после твоих художеств.
Калачев кивнул. Ну, отозвали и ладно. Будем надеяться, что больше встретиться никогда не доведется. Хотя… Было в этом колорадском жуке что-то привлекательное. Добродушие, что ли. Показное, конечно, но все равно.
Внезапно Александр понял, что полковник продолжает говорить.
– …так он это дело решил отметить. И с таким отметил размахом, что утром его уборщица нашла на дне бассейна в апартаментах. Причем, что характерно, как обычно, нам не пришлось беспокоиться. Черти сами отлично со своими справляются.
Что? В первую секунду Саша не понял, о ком речь, а когда понял, просто еще раз удивился. Подумал, что такие же эмоции испытывал, когда смотрел шокирующие новости по телевизору. Про одиннадцатое сентября там, или про последнее крушение самолета… Где оно было?
Чарли в бассейне утонул. А его самого бассейн спас от неминуемой смерти. Иронично.
– Интересно получается, – задумчиво произнес Калачев, – кому вода живая, а кому мертвая. Да, товарищ полковник?
– Это точно! – поддержал Черный и обобщил: – Русские народные сказки никогда не врут.
Саша понимающе кивнул и уставился в иллюминатор.
За толстым круглым стеклом расстилались бескрайние моря облаков. Самолет отбрасывал на них серую тень. Казалось, что по пенным гребням за воздушным судном следует большая рыба с длинными широкими плавниками.
И всё так было ясно, так очевидно, так прекрасно. Не было ни одного вопроса, на который бы у Калачева в то мгновение не нашлось бы ответа. Но и желания что-то узнать не возникало. В душе воцарилось Великое Ничто, Первозданный хаос, из которого Господь создал мир.
Глава двадцать четвертая
Утро звенело. Беспечные пичужки чирикали с каждой ветки. И откровенно не верилось, что такое утро, с такими голосистыми пичужками может случиться не где-нибудь, а в переполненной Москве. Тем не менее утро лилось через край опьяняющей свежестью, и на душе от этого благолепия делалось веселей.
Александр подходил к хорошо знакомому дому. Он умиленно щурился и сжимал в руке букет темно-сиреневых фиалок. На бархатных листиках кое-где виднелись прозрачные капельки воды. Молодому человеку стоило неимоверного труда достать именно фиалки. Почему-то все знакомые магазины цветов либо были еще закрыты, либо там не было фиалок. В конце концов букет он купил у старушки, торгующей как раз фиалками у выхода из метро.
Конечным пунктом утреннего путешествия Калачева была новая высотка. Квартиры в ней стоили баснословных денег, так что проживали здесь исключительно сливки общества. Некоторые, правда, прогорклые. И вполне могли стать хорошеньким материалом для разоблачительной статьи. Но… Не для того же сюда шел Саша, чтобы набирать разоблачительные материалы.
Смысл похода? На этот вопрос Александр и сам себе затруднялся ответить. Что-то тянуло, влекло, дергало недосказанностью. Он уже пару недель собирался. Наконец сгреб себя в кучу и пришел. Теперь можно вдохнуть поглубже и подождать у подъезда.
Молодой человек свернул к лавочке на кованых ножках, сел и устало откинулся на спинку. Солнце светило так ярко, что хотелось зажмуриться. Саша прикрыл глаза и погрузился в воспоминания.
Сколько раз он выходил из дверей этого дома, довольный собой? Внутри еще кипели гормоны, глаза слезились от выпитого накануне вечером, в голове царил приятный хаос. Тогда он не замечал, что его обычно старались выпихнуть пораньше, поскорее избавиться от надоевшей игрушки. Только изредка удавалось остаться и выйти в новый день вместе.
Повод расстроиться? Да нет. Его и самого устраивала необходимость в одиночку возвращаться в свой обжитой мирок, где не было места обременительной чувствительности.
Любовь? Нет, конечно, нет. Тогда было не до нее. Да и в принципе Калачев не слишком отдавал себе отчет в том, что это такое. Любовь казалась чем-то само собой разумеющимся. Приятным дополнением к продуманным решениям и союзам. Сейчас все чуть-чуть иначе. Совсем немного, но этого достаточно, чтобы понять главное. То самое, что Саша хотел донести до людей, которые таращились на него через объективы камер. Вряд ли они его поняли. Но попробовать стоило.
Мысли Калачева снова вильнули, возвращаясь к двери подъезда. Вот, скоро она распахнется, и выйдет женщина, ради которой он и приперся сюда в такую рань. Обрадуется она ему? А с чего бы? Он не знал даже, как сам отреагирует, что почувствует. Их связывало так мало… и в то же время они и чужими уже не были.
Дверь парадного беззвучно открылась, и о плитку высокого крыльца звонко цокнул каблучок. Шпильки с набойками. Классика жанра. Ноги у нее всегда были красивые, да и все остальное соответствовало.
Александр усмехнулся, поднимаясь с лавки. Он повернулся и встретился глазами с Татьяной. Зрачки ее карих глаз чуть расширились.
– Вот тебе и доброе утро, – с легким удивлением проговорила девушка и остановилась перед молодым человеком. – Ну, чего скажешь?
Они долгую минуту смотрели друг на друга, будто изучая, выискивая подвох. Взгляд Тани ничуть не изменился – такой же счетчик Гейгера. Когда она на тебя смотрит, всегда складывается впечатление, словно тебя просвечивают, чтобы выявить уровень опасности. Да, ты права, что-то изменилось. Ой, как изменилось. Как тебе твой новый Калачев?
На самом деле Саша совсем не испытывал той уверенности, которую хотел продемонстрировать бывшей подруге. Наверное, ему просто хотелось, чтобы она увидела в нем то, чего раньше не было, что появилось совсем недавно. Чтобы поняла: перед ней другой человек. Только у него были большие сомнения насчет того, захочет ли девушка высматривать в нем это самое новое. Да и если бы всё-таки рассмотрела, не уверен, что это ей понравилось бы. Скорее даже напугало бы. Ну, тогда, может быть, остатки старого – тоже не такой плохой вариант?
Ему катастрофически не хотелось, чтобы всё закончилось. Даже такую непрочную и бесполезную по сути связь не хотелось потерять. Плавая безвольным поплавком в закипающем бассейне в пригороде Дамаска, Калачев хорошо запомнил чувство, которое никогда больше не хотел бы пережить. Чувство мгновенной потери тех, с кем ощущал связь. К кому прикипел душой. Пусть на короткое время, пусть не всерьез. Но когда нити стали обрываться одна за другой, Саша испытал такое опустошение, от которого и самому захотелось умереть. Прямо там, в грязной, потемневшей от сажи и крови теплой жиже.
