– Кто такая Людмила Павловна? – против воли заинтересовалась Вета.
– Ты разве ее не знаешь? – удивился муж. – Да знаешь, ты же относила контрольные, когда я болел… Это секретарь директора…
– Ах да, – вспомнила Вета, – но оставим Людмилу Павловну в покое, время позднее, а у меня к тебе просьба. Володя, мне нужны деньги.
– Деньги? – Он вылупил глаза и даже рот открыл. – Какие деньги?
– Две тысячи евро, – ответила Вета, – причем нужны срочно.
– Зачем тебе такие деньги? – Муж потряс головой, как будто отказываясь верить своим ушам. – Что ты собираешься с ними делать?
– А можно, я не стану отвечать на этот вопрос? – Вета была само спокойствие в противоположность мужу.
Уж ей-то было терпения и выдержки не занимать! Хорошую выучку прошла в свое время в школе!
– Володя, – сказала она твердо, – мы живем с тобой в браке девять лет.
– Ну да, конечно… – Он снова скис. – Но я…
– И за все это время просила ли я у тебя чего-нибудь лично для себя?
– Ну… нет, наверное…
– А вот теперь прошу, для меня это очень важно.
– Но такие деньги… – протянул он. – У меня нет.
– Не такие уж большие деньги, – усмехнулась Вета, – ты зарабатываешь очень прилично и тратишь только на себя. Не станешь же ты меня уверять, что все спустил на девиц и карты? А может, ты играешь в рулетку?
– Но зачем тебе эти деньги?! – бессильно закричал он.
– Тише! – шикнула Вета. – Мать разбудишь!
– Да она все равно не спит, – буркнул муж.
– Слушай, я все равно не отстану, – предупредила Вета, – у меня выхода нет. Так дашь?
– Ладно, – протянул он, – если ты даешь слово, что на этом наш разговор закончится, я дам тебе тысячу евро.
– Две! – напомнила Вета, удивившись про себя, как легко он согласился.
– Больше у меня нет!
– Есть! – Вета твердо стояла на своем.
Дальше начался долгий и унизительный торг, в конце которого Вета чувствовала себя так, как будто она в одиночку разгрузила вагон с арбузами.
Муж торговался, как извозчик. Если бы у него была шапка, он раза три кидал бы ее на пол, топтал ногами и уходил.
Денег у него нет, твердил он, эта несчастная тысяча евро все, что удалось отложить на черный день.
– Ты врешь, – отвечала Вета, – у тебя отложено гораздо больше, я знаю. Причем деньги эти у тебя здесь, дома, я прекрасно знаю, что ты не доверяешь банкам, да и не те это деньги, чтобы их в банке хранить. Когда у свекрови сломался телевизор, ты тут же выдал ей на новый.
– Но телевизор не стоит двух тысяч, – орал муж.
«Отступать некуда, – говорила себе Вета, когда ей хотелось все бросить, хлопнуть дверью и уйти, – за нами, как говорится, Москва…»
У нее самой лежали в ящике письменного стола жалкие четыреста евро – все, что удалось отложить за полгода, так что рассчитывать она могла только на мужа. Но, как выяснилось, рассчитывать-то на него было нельзя.
Медленно, с трудом и со скрипом, муж повышал цену, Вета нехотя снижала, когда дошли до полутора тысяч, терпение ее лопнуло.
– Черт с тобой, – сказала она, – я согласна. Только деньги прямо сейчас!
И добавила про себя: «Завтра у Лариски недостающую сотню займу. Рублями!»
Муж вышел из комнаты и через некоторое время принес деньги. Где уж он их прятал, в какой щели, Вета не интересовалась.
Спать супруги легли в разном настроении, муж – мрачный, а жена заснула с довольной улыбкой на губах.
Утром она встала пораньше и решила улизнуть из дому, пока все спят. Быстро собралась и, когда уже шла к выходу, заметила, что дверь свекрови слегка приоткрыта. Вета задержалась на секунду и увидела мелькнувшее лицо. Встретившись с ней глазами, свекровь тут же захлопнула дверь.
Вета только пожала плечами – свекровь явно не хотела столкнуться с ней в узком коридоре. С чего это на нее напала такая робость? Да бог с ней, Вете не до нее!
Как они и договорились вчера, Арсений ждал ее в машине около станции метро «Чернышевская».
– Без меня вы ни за что не нашли бы этот магазин! – заявил он, закрыв дверцу и тронувшись с места.
Действительно, они долго петляли по узким переулкам расположенного между Литейным проспектом и Таврическим садом района, который старожилы называют Пески.
Свернув в очередной переулок, Неелов удивленно уставился вперед.
Возле старинного трехэтажного особняка стояли две пожарные машины, толпился народ. Из окон первого этажа выбивался дым, смешанный с белесым паром.
– Что здесь случилось? – спросил Арсений, притормозив, у старухи в джинсовой панаме.
– Не видишь – пожар, – ответила та нелюбезно. – Магазин сгорел, этот… который старьем всяким торгует.
– Антикварный? – переспросил Неелов.
– Ну да! – подтвердила старуха и понизила голос: – И поделом ему! Кому такой магазин нужен? Я понимаю, булочная или, там, аптека, а тут старье какое-то!
– Вы, мадам, тоже не радуете новизной! – проговорил Арсений и повернулся к своей спутнице: – Боюсь, что мы с вами опоздали. Я схожу поспрашиваю у людей, но думаю, что, даже если какие-то книги уцелели, Раковскому сейчас не до нас…
Он припарковал машину на безопасном расстоянии от догорающего особняка и направился к толпе зевак.
Через пять минут его уже полностью проинформировали о происшествии.
Пожар заметил дворник Ибрагим, когда дым показался из заднего окна. Он тут же вызвал пожарных, но, когда они подоспели, пламя охватило уже весь магазин. Пожарные вынесли из здания двоих людей – самого владельца Вилли Раковского и немолодого продавца. Оба были без сознания, причем у хозяина была разбита голова – возможно, на него упала балка, но были и другие предположения. По крайней мере, кто-то из пожарных подозревал поджог.
Книги, разумеется, никто даже не пытался спасать – те, которые пощадил огонь, погибли при тушении пожара.
– Так что этот экземпляр «Гулливера» можно вычеркнуть из списка, – подвел итог практичный Неелов.
За час до описываемых событий в антикварно-букинистическом магазине «Раритет» негромко звякнул дверной колокольчик.
Немолодой продавец, откликавшийся на странное имя Снюсик, оторвал взгляд от антикварного французского порнографического журнала девятнадцатого века, который он изучал за отсутствием покупателей, и увидел на пороге магазина высокого мужчину лет сорока в черных джинсах и черном свитере. В темных волосах посетителя ярко выделялась седая прядь.
Мужчина в черном не был похож на обычного посетителя антикварного магазина. Его трудно было представить перелистывающим редкое издание семнадцатого века или разглядывающим драгоценную чашечку саксонского фарфора. Продавец подумал, что тот просто ошибся дверью, но на всякий случай внимательно за ним наблюдал.
