Гонщик совершит глупость, если попытается произвольно отключить один канал информации. Умный, превосходный гонщик позволяет всей информации беспрепятственно течь в мозг.
Руки Дэнни дрожали, что сильно меня расстраивало. После смерти Евы он часто смотрел на свои руки: вытягивал их перед собой и глядел на них так, словно это вовсе и не его руки, поднимал их вверх и видел, как они дрожали. Все эти манипуляции он проделывал, когда оставался один.
— Нервы, — говорил он мне, если я вдруг заставал его за обследованием своих рук. — Стресс. — После чего он засовывал их в карманы брюк, с глаз долой.
В тот день Майк и Тони привезли меня домой поздним вечером. Дэнни, засунув руки в карманы, ждал нас в темноте, у входа в дом.
— Я не хочу говорить о случившемся. Да и Марк запретил. Поэтому…
Они глядели на него.
— Впустишь нас?
— Зачем? — Дэнни внезапно осознал, что сказал резкость, начал объяснять: — Сейчас мне лучше побыть одному.
Майк и Тони постояли еще немного.
— Мы не будем говорить о случившемся, — пообещал Майк. — Просто посидим и поболтаем. Замыкаться в себе нельзя, вредно для здоровья.
— Ты, наверное, прав, — ответил Дэнни. — Только так уж я устроен. Мне хотелось бы поразмыслить обо всем одному. Нужно кое-что уяснить… обозначить… потом я уже смогу и говорить. А сейчас — извините.
Майк и Тони не двинулись с места. Казалось, они решают — уважить просьбу Дэнни или силой заставить его терпеть их компанию. Затем они переглянулись, и я почувствовал их тревогу. К сожалению, Дэнни не понимал, что они очень волнуются за него.
— С тобой все в порядке? — спросил Майк. — Не забудешь выключить духовку? Не оставишь открытым газ? Не уснешь с сигаретой?
— Я не курю, а плита у меня электрическая, — отозвался Дэнни.
— Все нормально, можно идти, — произнес Тони.
— Хочешь, мы возьмем на ночь Энцо? — предложил Майк.
— Нет, спасибо.
— Тебе продуктов не нужно? Можем привезти.
Дэнни мотнул головой.
— Он в полном порядке. Поехали, — снова сказал Тони и потянул Майка за рукав.
— Я не выключаю свой мобильник. Считай его телефоном доверия. Звони, если что. Хоть просто так, если захочется поболтать.
Они пошли к машине. На ходу Майк обернулся и крикнул:
— Забыл сказать, мы покормили Энцо.
Они уехали, а мы с Дэнни вошли в дом. Он вытянул перед собой руки, осмотрел их. Они дрожали.
— Насильников не делают опекунами девочек. Чувствуешь, куда они клонят?
Я побрел за Дэнни на кухню, с тревогой задумавшись: «А не соврал ли он Майку и Тони относительно плиты? Не газовая ли она у нас?» Однако Дэнни направился не к плите, а к буфету. Достал из него бокал, затем извлек из бара бутылку виски. Налил полбокала.
Дэнни поступал неразумно. Я понимаю, он расстроен, подавлен, руки дрожат. И что теперь? Напиваться? Я недовольно гавкнул.
Не выпуская из руки бокал, он посмотрел в мою сторону. Будь у меня руки, я бы влепил ему пощечину.
— В чем дело, Энцо? — спросил Дэнни. — Слишком все банально?
Я снова пролаял. Уж слишком жалкая банальность выходила.
— Не осуждай меня. Да и не твое это дело. Твоя задача — меня поддерживать, а не осуждать.
Он сверкнул на меня глазами, и я осудил его. Мой хозяин поступал точно так, как они хотели. Они выбивали его из седла, и он уже был готов сдаться. Я заволновался. Сойди Дэнни с дистанции, и мне придется провести остаток жизни с алкоголиком? Которому ничего не останется делать, как только пялиться бессмысленным взглядом на экран телевизора? Нет, не таким я представлял себе Дэнни. Не презренным, опустившимся пьянчугой из телесериала. Кстати, в эту минуту я его вовсе и не жалел.
Я вышел за дверь, собираясь поспать, но идти в комнату Дэнни, на свой коврик, не хотелось. Мне было бы противно находиться рядом с пародией на Дэнни. Я миновал комнату Дэнни-мошенника, притворявшегося гонщиком, и поплелся в комнату Зои. Свернулся калачиком на коврике возле ее постели и постарался уснуть. Одна только Зоя у меня теперь и оставалась.
Позднее в дверях появился Дэнни. Сколько стоял там — не знаю.
— Первый раз я взял тебя с собой покататься, когда ты был еще щенком, — сказал он. — Ты мне все сиденье обгадил. Однако я тебя не выбросил.
Я поднял голову, не догадываясь, к чему он клонит.
— Я убрал виски, — продолжал Дэнни. — Пить не буду, я выше этого. Такого они от меня не дождутся.
Он повернулся и ушел. Я слышал, как мой хозяин ходил по своей комнате, потом включил телевизор.
Значит, он не стал «нырять» в бутылку — прибежище слабых и рефлексирующих. Он меня понял. Да, жесты — все, что у меня есть.
Дэнни сидел на диване и смотрел видеозапись, сделанную несколько лет назад, во время нашего отдыха в Лонг-Бич, на побережье штата Вашингтон. Зоя была еще совсем маленькой. И мы были моложе. Отлично помню те три дня — мы бегали по берегу, дурачились, запускали воздушного змея. Я пристроился рядом с ним. Мы ехали наугад, не зная, куда приведет нас дорога, даже не предполагая, что довольно скоро судьба разлучит нас. Пляж, океан, небо. Наш мир. Мир бесконечный. Он существовал только для нас.
— После первого круга ни одни гонки не выигрываются, — сказал он. — Но многие проигрываются.
Я посмотрел на него. Он вытянул руку, положил ее мне на голову, как обычно, почесал за ухом.
— Все правильно. Уж если быть банальностью, то хотя бы положительной, — проговорил он, обращаясь ко мне.
«Не торопись. До финиша еще долго. Чтобы закончить гонку первым, нужно, во-первых, все закончить», — раздумывал я.
Глава 36
Не многое мне нравится больше, чем приятная долгая прогулка под мелким дождиком в Сиэтле. Сильный идет дождь или нет — лично мне все равно. Я люблю туман, ощущение капель на ресницах и морде. Свежесть воздуха, внезапно наполненного озоном и отрицательно заряженными ионами. Если сильный дождь может прибить запахи к земле, то слабый их усиливает, высвобождает молекулы. Тогда ароматы оживают, разносятся по воздуху и достигают моего носа. Почему Сиэтл я люблю больше остальных мест, даже больше Тандерхилла? Потому что, несмотря на жаркое лето, в мокрый сезон здесь ни дня не проходит без моего обожаемого моросящего дождичка.
Дэнни вывел меня погулять под мелким дождем, и я наслаждался его приятной свежестью. Минуло всего несколько дней после смерти Евы, и все это время я был подавлен неприятными эмоциями. Я все время сидел в доме с Дэнни, перегоняя через легкие стоялый воздух. Дэнни также нуждался в разнообразии. Гулять он вышел не в джинсах, свитере и желтом плаще, а в темных брюках, желтом полупальто и тонком свитере с высоким воротником.
