Зоя замотала головой.
Внезапно Ева начала всхлипывать. Здесь, на диване, перед всем миром, она перестала сдерживаться и расплакалась. Я чувствовал, как взрывается ее энергия.
— Прости меня, — пробормотала она.
Дэнни обнял ее за плечи и прижал к себе.
— Я не хочу быть такой. Я была как сама не своя. Ведь я же совсем не злюка, — говорила она, рыдая.
«Будьте бдительны, — подумал я. — Зебра умеет прятаться где угодно».
Зоя бросилась к матери, обняла ее за шею, прижалась к ней, и обе принялись плакать. Следом разрыдался Дэнни. Возвышаясь над ними, он был похож на пожарный вертолет, старающийся потоками слез погасить пламя.
Я ушел. Поверьте, не потому, чтобы дать им возможность остаться втроем. Я ушел, потому что раз свои проблемы они решили, значит все в мире снова стало хорошо.
Кроме того, мне жутко захотелось поесть.
Я прошел в гостиную, обнюхал пол в поисках упавших кусочков. Их оказалось не так много. А вот в кухне я наткнулся на кое-что вкусненькое. На большой кусок куриного филе.
Его, наверное, обронила Зоя, когда увидела рану на ладони Евы. Кусочек выглядел аппетитно, и я обрадовался хорошей возможности приятно и с пользой провести время, пока семья успокаивается. Однако, понюхав его, я фыркнул и отскочил. Я снова подошел к нему, потянул носом и содрогнулся. Запах от филе шел отвратительный. Тошнотворный. Микробный. Филе либо слишком долго лежало в пакете, в котором его принесли, либо в холодильнике. Либо и там, и там. Определив его качество, я подумал о том, как легкомысленно люди относятся к своему здоровью, оставляя продукты надолго без присмотра. И как только Ева не заметила, что филе, которое она приготовила, давным-давно протухло.
Я посочувствовал Зое. Малышка могла ведь просто сказать матери: «Филе плохое, оно испортилось» — инцидент был бы исчерпан, а Ева не поранилась бы. Хотя едва ли: Ева нашла бы другой способ пораниться. Полагаю, ей просто требовалась встряска. Она требовалась им всем. В тот момент. Как я отчетливо понимал, им было важно почувствовать себя семьей.
Гонщики утверждают, что машина идет туда, куда смотрят глаза. Если гонщик, когда его машину начинает разворачивать и она уходит из-под его контроля, не оторвет взгляд от стены, он непременно с ней встретится; гонщик, который, почувствовав, что с колеса слетела покрышка, тем не менее продолжает смотреть на трассу, — справится с ситуацией.
Ваш автомобиль едет туда, куда вы смотрите. Второй вариант фразы: загляни вперед, и получится.
Это правда, я знаю. Гонки никогда не врут.
Глава 15
На следующей неделе после отъезда Дэнни мы отправились к родителям Евы, чтобы те позаботились о нас. Рука Евы была перевязана до локтя, из чего я сделал вывод, что порез не такой пустячный, как она представляла. Правда, он ее особенно не расстраивал.
«Близнецы», Максвелл и Триш, жили в миленьком домике, в глубине поросшего лесом острова Мерсер, откуда открывался бесподобный вид на Вашингтон и Сиэтл. Только, несмотря на прелесть этого места, они мне показались самыми несчастными людьми из всех, с кем мне доводилось сталкиваться. Все им виделось плохим. Они постоянно жаловались, говорили, что жизнь не сложилась и что она могла быть намного лучше. Не успели мы войти в дом, как они сразу завели свою обычную волынку: «Дэнни проводит слишком мало времени с Зоей. Он сторонится Евы. Собаку нужно помыть». Как будто от моей гигиены что-либо зависело.
— И что ты собираешься делать? — Максвелл уставился на Еву.
Они стояли на кухне, где Триш готовила ужин — стряпала свою обычную муру, которую Зоя обязательно возненавидит. Был теплый весенний вечер, и «близнецы» были одеты в клетчатые рубашки навыпуск и слаксы. Они пили ликер с вишенками, а Еве предложили бокал вина. От болеутоляющих таблеток, оставшихся с прошлого года, когда Максвеллу делали операцию по удалению грыжи, она отказалась.
— Я собираюсь прийти в форму, — ответила она.
— Какая форма? Ты вся высохла.
— Можно чувствовать себя толстой, оставаясь худой. Мне нужно потренироваться.
— О господи.
— Я про Дэнни говорю, — вставил Максвелл.
— А что я должна делать с ним? — спросила Ева.
— Хоть что-нибудь. Он ничего не приносит в семью. Вы живете на твои деньги.
— Он мой муж и отец Зои, и я люблю его. Что еще он должен приносить в нашу семью?
Максвелл, фыркнув, хлопнул ладонью по кухонному столу. Я вздрогнул.
— Тише! Собаку напугаешь, — одернула его Триш.
Она редко называла меня по имени. Слышал, так поступают в тюрьмах и лагерях для перемещенных лиц. Называется деперсонализацией.
— Я просто недоволен, — сказал Максвелл. — Мне хочется видеть наших девочек счастливыми. Они приезжают к нам, только когда он отправляется на гонки. Так не поступают, видеться нужно не по необходимости.
— Этот сезон действительно важен для его карьеры. — Ева старалась сохранять спокойствие. — Я делаю все, что от меня зависит, и он это ценит. Хватит на меня набрасываться.
— Прости. — Максвелл поднял руки, словно сдающийся солдат. — Прости. Я всего лишь хочу тебе счастья.
— Я знаю, папа. — Ева, перегнувшись через столик, поцеловала его в щеку. — Мы все хотим быть счастливыми.
С бокалом в руке она вышла во двор, а я остался на кухне. Максвелл открыл холодильник и вытащил из него банку маринованного перца. Он обожал маринованный горький перец. Открыв банку, он запустил в нее три пальца, вытянул длинный кусок перца и с хрустом впился в него зубами.
— Ты видел, во что она превратилась? — спросила Триш. — Высохла, как ветка, а считает себя толстой.
Максвелл кивнул:
— Ума не приложу, как такое могло случиться. Моя дочь вышла замуж за автослесаря. За техника по обслуживанию автомобилей. Кошмар. Где мы с тобой ошиблись?
— Она всегда была своевольной, — отозвалась Триш.
— До замужества она, по крайней мере, выбирала разумно. Закончила колледж, получила степень по истории искусств. И чем все закончилось? Машинным маслом и бензином?
— Собака на тебя смотрит, — отозвалась Триш не сразу. — Может, перца захотелось?
Максвелл удивленно посмотрел на жену, потом на меня.
— Хочешь перчику, приятель? — спросил он, протягивая мне недоеденный кусок.
Я-то знаю, почему во все глаза смотрел на него. Хотел получше вникнуть в смысл его слов. Однако поскольку я к тому времени успел проголодаться, то перец понюхал.
— Очень вкусный. Из Италии приехал. Кушай, милок, — уговаривал меня Максвелл.
Я взял из его рук кусок перца и сразу почувствовал легкое покалывание на языке. Как только я надкусил его, пасть мою наполнила обжигающая жидкость. Я немедленно выплюнул кусок и подумал, что сейчас все пройдет, кислота, выработанная моим желудком, подавит кислоту перца, но не тут-то было. Самое страшное только начиналось. Горло у меня драло так, словно я расцарапал его острыми рыбьими костями. Желудок горел. Я бросился из дома на задний двор, где стояла моя миска с водой. Я принялся лакать воду, но это мало помогло. Тогда я просто добрел до ближайшего куста и упал под ним дожидаться, пока жжение пройдет само.
