А в Париже шел снег. Если бы она осталась дома, сейчас бы вязала, составляя в уме список покупок, который не отличался разнообразием. Сливочное масло, сезонные овощи, мраморная говядина, как более сочная и мягкая, камамбер, обезжиренные йогурты для мужа, шоколад в порошке, телепрограмма с кроссвордами третьей степени сложности, минеральная вода с газом, живые цветы для гостиной, беруши из-за храпа Родольфа, зубная паста для чувствительных десен, роман или DVD, чтобы развеяться. Потребительская корзина матери семейства не моложе пятидесяти лет.
Но она не в Париже. Она на Антильских островах и плавает вместе с экзотическими рыбами. На каждой новой остановке у нее создается ощущение, что она никогда не видела ничего прекраснее и никогда не испытывала таких сильных чувств. Может быть, жизнь действительно только начинается?
К ней подплыла Камилла и дотронулась до руки. Они вместе поднялись на поверхность, и Мари вынула трубку изо рта.
– Да?
– Посмотри вон туда, – сказала Камилла, указав на голову, возвышающуюся над водой в нескольких метрах от них.
Анна. Они подплыли к ней.
– Все хорошо? – спросила Мари, смеясь.
– Хм… Я только что видела, как подо мной проплыла огромная махина. Я почти уверена, что это белая акула.
– Почти уверена? – переспросила Камилла.
– Да, почти. Смотрите, снова плывет! – воскликнула Анна, показывая на тень под водой.
Женщины следили за ней глазами до тех пор, пока «объект» не вынырнул из воды чуть левее от них.
– Скажи-ка нам, – засмеялась Камилла, – с каких это пор белые акулы стали носить маски и трубки для дыхания!
Анна что-то пробурчала под нос, а Мари так хохотала, что наглоталась морской воды. В конце концов Анна тоже не удержалась от смеха.
Прозвучал свисток инструктора. Сеанс погружения окончен.
Поднявшись на палубу катера, Мари закуталась в полотенце и села рядом с седовласым мужчиной.
Она скорее могла бы предположить, что он выберет питонов или тропический лес, – будет шагать по нему в бермудах защитного цвета с рюкзаком за спиной, наполненным съестными припасами, и с туристическим справочником под мышкой, но в этот раз их предпочтения совпали.
Находясь под впечатлением от погружения, она попробовала завязать разговор.
– Это великолепно! Это такое счастье, что нам довелось пережить эти незабываемые моменты, не правда ли?
– Нет.
В этот раз он не избегал ее взгляда. Тон был жесткий, а вердикт – безапелляционный. После их мимолетного новогоднего сближения она сказала себе, что, может быть, слишком строго и несправедливо судила о нем. Но нет, этот тип – мерзавец, каких мало. И она дала себе слово, что никогда больше не вернется в своих мыслях к нему.
13
Хорошо, что Жюльен не видел ее. У Камиллы дрожали губы, пока она искала его номер в телефоне. Этим утром она схитрила перед подругами и надеялась, что его звонок не имел никакого отношения к работе.
Гудок.
Три гудка.
Четыре.
– Алло?
– Жюльен, это Камилла.
– А, Камилла, спасибо, что мне перезвонила. Подожди, сейчас закрою дверь, ты ведь знаешь, и у стен есть уши.
Камилла села на кровать в позу портного и затянулась сигаретой. Анна и Мари будут биться в истерике, когда она им скажет, что он признался ей в любви. Именно это он, наверное, и собирается сделать, иначе зачем уединяться?
– Ок, теперь все нормально.
– Нет проблем, я слушаю тебя.
– Камилла, мне трудно тебе об этом сказать. Я уже давно хотел с тобой поговорить, но мне нужно было время, чтобы снять последние сомнения.
Ее сердце застучало в бешеном ритме.
– Я понимаю. Ты можешь мне все сказать, я уже ко всему готова.
– Мне жаль беспокоить тебя во время отпуска, но я думаю, что эта проблема требует срочного решения.
Ее губы уняли дрожь, а сердце застучало спокойнее.
– Какая проблема?
– Камилла, я все знаю.
– Что ты знаешь? И вообще, о чем ты говоришь?
– Я говорю о твоем месье Тиссандье. Ты вляпалась по уши.
– Но что случилось с этим Тиссандье, черт возьми?
– Ты ведь знаешь, это твой клиент. Три месяца назад ты ему одобрила потребительский кредит.
Камилла прекрасно знала, кто такой этот Тиссандье. Это был ее клиент пятидесяти лет; он пришел, чтобы взять кредит, в тот момент, когда консультант, который обычно им занимался, отсутствовал. Она была свободной и занялась им. Ему нужно было двадцать тысяч евро. Камилла изучила его досье, проверила документы и послала запрос на подтверждение.
В день подписания документов месье Тиссандье позвонил ей и сообщил, что его госпитализировали по поводу аппендицита и ему предстоит операция. Короче говоря, он не мог прийти. Камилла предложила перенести встречу на более поздний срок, но он боялся, что будет слишком поздно, а деньги ему очень нужны. Он попросил ее расписаться за него. Камилла отказалась, он настаивал. Она снова отказалась, но он проявлял настойчивость, даже умолял ее. Его жена тяжело больна, ее дни сочтены, и на эти деньги он хотел купить ей украшение, о котором жена мечтала всю жизнь. Камилла вздохнула, он плакал, она уступила.
– Он послал письмо с уведомлением, что не собирается оплачивать ежемесячные взносы, ввиду того, что не подписывал документы, – сказал Жюльен.
– Вот скотина!
– Ты сама виновата, Камилла, сделав такую глупость. Ты же знаешь, что это запрещено. Что на тебя нашло?
– Да ладно, нечего ходить вокруг да около. Меня уволили, и тебе поручили мне об этом сказать. Ведь так?
Он вздохнул.
– Я пока никому не говорил об этом и решил тебя предупредить. Но, как ты понимаешь, я обязан доложить Мишелю.
– Считай, я уволена, и мы оба это хорошо знаем.
– Сожалею, Камилла. Может быть, он поймет?
– Ну, разумеется. Он не сможет выставить меня за дверь, учитывая, что он постоянно твердит, что я неотесанная и плохо выгляжу. Неужели ты думаешь, Мишель упустит возможность избавиться от меня? Спасибо за звонок, меня ждет вечеринка.
Камилла встала и бросила телефон на кровать. Как она могла свалять такого дурака? Она всегда была безупречной в работе, оформляла документы, ни на йоту не отклоняясь от инструкций, и ни разу (до этого) не позволила себе близко к сердцу принимать печали клиентов. Единственное, в чем упрекало ее руководство, так это в несколько развязной манере вести диалог, которая резко контрастировала со сдержанностью, принятой в деловых кругах.
Но этот прохвост смог ее разжалобить. А все потому, что он был похож на ее отца. Она представила его, потерянного и несчастного, у изголовья жены. Ее отец тоже был бы способен умолять кого угодно подписать документы вместо него, чтобы сделать последний подарок.
