– Конечно, нет, – произносит Луиза.
Они неловко жмут друг другу руки, а затем он исчезает под землей.
– Лулу!
Луиза резко вскидывает голову.
– Лулу!
Лавиния стоит на другом конце пешеходного перехода.
Это единственный раз, когда Луиза видит Лавинию одну за пределами дома.
Какую-то секунду Луиза думает: она все видела, и у нее начинает сосать под ложечкой. Она не знала, что можно так сильно напугаться. Она буквально чувствует вкус бешено стучащего сердца.
– А я-то думала, что у тебя урок!
В руках у Лавинии полным-полно магазинных пакетов.
– Господи, как же мне целый день было скучно!
Она улыбается, думает Луиза. Слава богу, слава богу, она улыбается. Она ничего не знает.
– А ты почему не на уроке?
– Он закончился пораньше.
А Луиза думает: ты была в шаге от того, чтобы целиком и полностью облажаться.
– У меня для тебя подарок, – говорит Лавиния. – Я так заскучала, что отправилась к «Майклу» – на тебе оно будет смотреться шикарно.
Она подает Луизе подарок прямо посреди улицы.
Это самое красивое платье, которое Луиза только видела.
Оно с косым разрезом. На бретельке. И в блестках до самого низа.
– Я сказала Мими: на Лулу платье будет смотреться шикарно. Я просто должна была его тебе купить! Тебе разве не нравится?
– Ты ездила с Мими?
Лавиния пожимает плечами.
– Ты же ушла! А она оказалась под рукой. Ладно, Лулу, не сердись.
– Я-то думала, что ты ее ненавидишь.
– Ну так… пойдем домой и переоденемся. Я хочу, чтобы ты его надела сегодня вечером.
– Сегодня вечером?
– Вечером «Скрипач» устраивает весенний разворот – я разве тебе не говорила?
Лавиния уже на полквартала впереди нее.
– Тебе надо бы выпить свой аддералл, – советует Лавиния. – Гульба предстоит допоздна. Уфф, соберутся всякие уроды. В следующем бумажном выпуске есть интервью Беовульфа Мармонта с Генри Апчерчем, и тот говорит всем, кто захочет слушать, что он станет одним из Пятерки до тридцати. Господи, как же я, блин, ненавижу эту толпу.
Они отправляются на вечеринку.
Они тянут кокаин с подружкой Гевина Маллени, якобы феминисткой. Они выпивают с Гевином, который говорит Луизе, что она должна подкинуть им еще один рассказ, на этот раз, возможно, для печати, и Луиза отвечает: «Да, конечно, когда время будет».
Они танцуют до зари, потому что ключи у Лавинии, хоть Луиза и на каблуках.
На следующее утро Луиза просыпает свою смену в баре, и оттуда ее тоже увольняют.
– Оно и к лучшему, – заключает Лавиния, когда Луиза ей об этом рассказывает. Она красит ногти и даже не поднимает глаз. – Эта работа ниже твоего достоинства. Ты должна стать Великой Писательницей. К тому же насчет жилья тебе вроде беспокоиться не надо.
После этого Луиза перестает писать Рексу сообщения.
Она считает, что это, наверное, к лучшему.
Ему в любом случае была нужна лишь информация о Лавинии.
У Луизы все нормально. По-прежнему нормально. И все нормально.
У Луизы так, блин, хорошо получается оставаться на плаву.
Даже без половины заработка от репетиторства. Даже без смен в баре. Даже без Рекса.
Ей всего лишь нужно снимать чуть больше денег, вот и все, и почаще.
Ей не то чтобы нужно платить за квартиру.
Ей не то чтобы когда-нибудь понадобится вносить задаток за новое жилье.
У меня получится, твердит себе Луиза. У меня все получится.
Твердит до того самого вечера, когда возвращается домой после занятия с Флорой в Парк-Слоуп, и никто ее не впускает.
Она какое-то время стоит перед дверью – лениво и тупо – как будто Лавиния, наверное, в душе.
Телефон Лавинии не отвечает.
Луиза стоит так почти час, хотя идет дождь, хотя у нее тяжелая сумка, где лежат учебники для занятий, лэптоп и зарядное устройство, она понятия не имеет, что еще ей поделать, и лишь когда сквозь стекло замечает спускающуюся по ступенькам миссис Винтерс, она пускается наутек, потому что, конечно же, здесь не живет.
У меня получится, твердит она себе.
Итак, Луиза отправляется в «Карлайл».
Она идет очень медленно. Идет с высоко поднятой головой. Идет так, словно она тут своя. Может, это и так.
На ней красивое платье – платье Лавинии. У нее безупречная прическа. В кошельке – деньги Лавинии.
Она садится за стойку. Держит руки на коленях.
Она заказывает бокал шампанского – прямо как Лавиния – никоим образом не показывая, что ее мир рушится.
Она медленно, очень медленно потягивает шампанское.
– Слава бо-о-огу, зайка.
Это Афина Мейденхед.
Луиза впервые видит здесь Афину в одиночестве.
– Меня продинамили – вот ты веришь, нет?
Она всегда говорит с нарочитым нью-йоркским произношением, словно жвачку жует.
– Это последний раз, когда я ва-а-аще подписываюсь на свиданку на «ОКДурень» – я так это называю, понимашь? Окейдурень. Ясно? – Афина смеется мужским, горловым смехом и хлопает Луизу по руке.
Луиза улыбается, словно Лавиния не пропала, словно ее мир не на краю гибели.
– Вот дальше, – продолжает Афина. – Я переезжаю на «ЧтоПочем».
Она тоже заказывает себе бокал шампанского.
– Классно ты недавно выглядела. В опере. Чё смотрели?
– «Ромео и Джульетту».
– Опера. Бо-о-оже, я бы померла!
Она вплотную наклоняется к Луизе.
– Я бы с удовольствием сходила в оперу, понимашь. Как-нибудь подбей Лавинию раздобыть мне билетик.
Она смеется, словно очень остроумно пошутила.
– Может, как-нибудь достанешь гостевую контрамарку? – На зубах у нее помада.
– Может быть, – отвечает Луиза.
– Вот умничка, – говорит Афина. – Держи козыри при себе. – Она снова игриво толкает Луизу. – Девчонки вроде нас с тобой, – рассуждает она, – должны держаться вместе. Крутись, пока можешь. Только… ну, сама знаешь… держи нос по ветру.
– Ты это о чем?
– Ты ее давно знаешь?
– Шесть месяцев. Ну, плюс-минус.
– Вот. – Афина хлопает ее по запястью. – Так и думала. Прямо как я.
