А даже когда Луиза это говорит, она думает почти, почти. Даже когда она говорит это, она думает может быть.
– Какая же ты, блин, неблагодарная!
Лавиния садится прямо.
– После всего что еще тебе от меня нужно?
– Ты устала. – Луиза очень спокойна – Ты напилась. Ты устала. Вот и все. Тебе нужно домой.
– Я пустила тебя жить к себе в дом.
– Прошу тебя!
– Даю тебе… даю тебе, блин, шикарнейшее платье, покупаю тебе выпивку, отдаю тебе… отдаю тебе, блин, бесплатно свободную комнату, а ты даже не можешь высидеть со мной всю гребаную оперу?
– Все совсем не так.
Она не знает, забыла ли Лавиния о том, что трахала ее, или только хочет забыть, сделать вид, что ничего не случилось.
– Что тебе еще от меня нужно?
– Лавиния, я…
– Что, еще и наличку, да?
Лавиния швыряет сумочку.
Та попадает Луизе прямо в грудь.
Она даже не думает подхватить ее.
Сумочка со звоном падает на землю.
Не говоря ни слова, Луиза опускается на колени и поднимает сумочку.
Лавиния рыдает, она подбирает колени к груди и впивается зубами в ладонь, чтобы не закричать.
Луиза тихо смотрит на нее.
Луизе нельзя выходить из себя. Луизе нельзя злиться.
У Луизы нет ключей.
– Все хорошо, – говорит Луиза. – Все нормально. Нормально. Все хорошо. Я здесь. Все в порядке.
Вот в чем шутка: она врет.
Вы никогда этого не узнаете. Луиза так заботлива, когда набрасывает на плечи Лавинии ее шубу, убирает ей волосы из-под воротника и шепчет ее имя. Она умело убирает назад волосы Лавинии, когда ту рвет и когда Лавиния вытирает рот прекрасной чистенькой тафтой. Словно Лавиния никогда не ласкала ее пальцами в оперной ложе, чтобы заставить Рекса поревновать. Словно Лавиния никогда не называла ее шлюхой.
Уличный музыкант начинает наигрывать на скрипке «Нью-Йорк, Нью-Йорк».
Лавиния пытается подпевать, но она слишком пьяна, голос у нее срывается, и она лишь может выдавить из себя «Я хочу быть одной из…».
Я хочу быть одной.
– Надо его поощрить, – бормочет Лавиния. Она снова ложится на землю. – У тебя деньги есть?
– Нет, – отвечает Луиза. Тут она опять врет.
– Нам надо дать ему денег! Он такой классный!
– Нам надо отвезти тебя домой.
– Нет! – Лавиния снова роняет сумочку. Поднимает кредитную карточку и тут же ее роняет.
– Ты на ногах не стоишь.
– Пожалуйста, Лу… ну, пожалуйста. Сними немного денег, ладно? – Теперь она улыбается так беззащитно. – Мой ПИН-код – 1-6-1-9. Это… дай ему сотню, ага?
Луиза начинает говорить «Нам надо домой», но тут Лавиния принимается визжать, и Луиза понимает, что другого ей ничего не остается.
Поэтому она смотрит на уличного музыканта значительным, умоляющим и униженным взглядом, изо всех сил надеясь как бы сказать: «Я раздобуду тебе сто долларов, идет? Только присмотри, чтобы она не захлебнулась собственной блевотиной, пока я не вернусь», после чего отправляется через дорогу в аптеку «Дуан Рид».
Ей не то чтобы хочется нажать на кнопку «Баланс». Но не то чтобы и не хочется.
У Лавинии на счете 103462 доллара и сорок шесть центов.
Лавиния живет в квартире, которой владеют ее родители, и у нее на счете 103462 доллара и сорок шесть центов.
Лавиния живет в квартире, которой владеют ее родители, у нее на счете 103 462 доллара и сорок шесть центов, и она ласкала Луизу пальцем в оперной ложе просто потому, что могла.
К тому же она заставила Луизу заплатить за такси.
Луиза снимает со счета Лавинии двести долларов.
Лавиния запрыгнула в фонтан. Она стоит с раскинутыми в стороны руками, с ее волос стекает вода, а скрипач смотрит на нее и не переставая играет «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Луиза кладет ему в коробочку шесть двадцаток.
Последняя двадцатка – от нее.
– Погляди на меня! – кричит Лавиния. – Я Анита Экберг.
– Конечно, конечно, – соглашается Луиза.
– Сними меня на видео. – Лавиния поднимает огромный столб брызг. – Только сделай его черно-белым.
– Я хуже всех, – бормочет Лавиния, когда Луиза наконец-таки укладывает ее в постель. Она придерживала ей волосы час, два или три, пока из Лавинии потом выходил весь кокаин, а Луиза извинялась, не в первый и не в последний раз, перед живущей рядом миссис Винтерс, которая дружит с родителями Лавинии, и которой надоели вся эта музыка, грохот посреди ночи, и которая почти что решилась написать Вильямсам-старшим и попросить их приехать домой и разобраться с проблемами. – Я хуже всех, хуже всех, прости меня.
– Не переживай из-за этого.
– Не надо было… Я же знаю, знаю, что ты настоящий друг.
– Хорошо, хорошо, – говорит Луиза.
– И ты уж меня прости, что мы… сама знаешь.
– Все нормально. Бывает.
– Это ровным счетом ничего не значило, сама знаешь. Это просто… ну, из-за оперы.
– Конечно.
– Типа… Я же натуралка.
– Знаю.
– Прости меня, прости. Я что-то слишком. Я знаю, знаю, что я слишком.
– Ты не слишком.
– Нет, слишком.
– Не слишком.
– Не бросай меня, Лулу, – просит Лавиния. – Пожалуйста, прошу тебя.
– Не брошу.
– Я люблю тебя, Лулу.
– Я тебя тоже, Лавиния.
Вот что больнее всего: она по-прежнему ее любит.
Луиза ждет, пока Лавиния уснет. Она вылезает из постели очень осторожно, чтобы не разбудить Лавинию, а потом идет в другую комнату, которая номинально ее, где шкаф переполнен нарядами Лавинии, где с туалетного столика валятся украшения и косметика Лавинии, в квартире, которую она не снимает и от которой у нее даже нет ключа.
Она подходит к обеденному столу.
Открывает сумочку.
Пересчитывает деньги: четыре новеньких, слипающихся друг с другом двадцатидолларовые купюры.
Даже не половина платы за фитнес-центр.
Она открывает лэптоп. Экран вспыхивает так ярко, что больно глазам, и она их закрывает всего на мгновение, которое напоминает ей, как же она устала.
Сегодня ночью ей нужно еще два часа поработать на «ГлаЗам». Завтра в полдень у нее смена. А сразу после смены – занятие с Полом.
