– Зачем меня увели в такую даль те люди, – спросил он, – если всего-то надо было спасти меня и сделать так, чтобы мне ничто не угрожало?
– Чтобы твоя жизнь точно была в безопасности, – отозвалась мать. – И чтобы ни один наш враг до тебя не добрался. Они бы пришли за тобой, если бы мы поступили иначе.
– Кто отдал приказ увести меня в то место, а не в какое-нибудь другое?
– Это была ошибка, – сказала она. – Мы вскоре поняли, что это ошибка. Размышляя об этом позднее, я осознавала, что это ошибка.
Голос ее прерывался.
– Понимаешь, Орест, я не управляла теми людьми. Это все Эгист, но и он ими не правил. Я думала, так будет безопаснее всего. А потом мы послали тех двоих искать тебя, и они не вернулись. Потом слали еще, но они тебя не нашли. И я думала, что все пропало и мы тебя потеряли. Считала, что и отца твоего, и тебя мы утратили. И сестру твою Ифигению. Думала, что теперь у меня осталась только Электра. Те люди сказали нам, когда вернулись из поисков, что тебя не отыскать. Мы сделали все, но не владели обстоятельствами. Эгист, владели ли мы обстоятельствами?
Эгист опрокинул свой напиток. Быстро поднял кубок и одарил мать Ореста свирепейшим, необычайно угрожающим взглядом. Затем спокойно налил себе еще.
– То было время переполоха, – продолжила мать. – И мы старались изо всех сил. Мне остается лишь благодарить богов, что наконец-то мы все в безопасности.
– Там, куда ты меня отправила, я в безопасности не был.
– Орест, – сказала мать, – это не моих рук дело. Орест отодвинул стул, встал и прошелся по комнате.
– Что здесь делает Эгист? – спросил он.
– Он нас стережет.
– Почему он с нами в одной комнате? За одним с нами столом?
Орест заметил, как у Электры от изумления открылся рот.
– Был бунт, – сказала мать.
– Поэтому ему надо сидеть с нами? – спросил Орест, глядя прямо на Эгиста. – Наверняка же можно питаться без него за нашим столом?
– Орест, – проговорила мать, – он – все, что у нас есть. Мы все в опасности.
Возвращаясь на свое место, Орест прошел мимо Эгиста, помедлил у него за спиной, потянулся и потрепал Эгиста по волосам – так же любовно и посемейному, как старуха когда-то трепала Митра.
Эгист вскочил, словно ему угрожают или на него напали.
– Орест, не надо так! – возопила мать.
– Не сомневаюсь, что ему тут очень рады, – сказал Орест и вновь занял свое место.
* * *
Позднее, перебирая в уме сказанное матерью, он понял, что запомнил ее голос – и печальное, растерянное выражение у нее на лице, когда речь зашла об отце и Ифигении. Он не собирался дерзить Эгисту так открыто, как в итоге получилось. Орест сказал то, что сказал, едва ли не в шутку, однако, пока говорил, как выяснилось, слова оказались вне его власти, в отличие от того, как складывались подобные разговоры у них с Леандром – те-то завершались смехом. И следом он взъерошил Эгисту волосы – чтобы явно дать тому понять, что ничего плохого Орест не желает. Отклик Эгиста и матери показал, до чего они взвинчены.
Когда Электра пришла в тот вечер к нему в комнату, он уже собрался объясниться с ней, но она сказала, что надолго задержаться не сможет, однако ей необходимо предупредить его, чтоб остерегался, что за ним наблюдают и каждое сказанное им слово отмечают.
– Кто наблюдает? – спросил он.
– Им надо знать, на чьей ты стороне.
– В смысле, матери и Эгисту?
– Следи за всем, что говоришь. И вопросов больше не задавай.
Она глянула на дверь, словно за ней кто-то мог подслушивать.
– Мне пора, – прошептала она.
Назавтра, когда Орест шел из своей комнаты в материны покои, он увидел, как к нему приближается Эгист. Орест остановился, приготовился его приветствовать, обрадованный тем, что им выпала возможность побыть наедине, возможность, если ему позволят заговорить, объяснить так или иначе, что́ вчера произошло. Эгист, однако, завидев Ореста, развернулся, будто вспомнил о чем-то, и ушел прочь.
День за днем Орест закреплял привычку бывать в обществе матери и Электры. Всякое позднее утро он усаживался с матерью в комнате в передней части дворца. Частенько – принимая просителей, но обычно они просто были вдвоем. Как-то раз, когда посетитель заговорил о бунте, она дождалась, пока они с Орестом остались наедине, и вернулась к этому предмету.
– Ты слышал, как мы говорили о бунте, – сказала она тогда. – Были бунты. Вечно есть раскол, вечно беспорядки. Мы всегда воюем. Получаем ежедневные сводки. И от твоего отца я усвоила – и тебе следует усвоить, – что доверенный друг есть тот, кому ты меньше всего доверяешь. На каждого союзника у меня есть теневой союзник, и даже для него у меня есть другие тени, все наблюдают, все докладывают. Вот так мы держим власть – никогда не доверяя. Объясню тебе, кто они такие. Можешь спросить и у Эгиста, он вечно бдит. Орест, нашим врагам хоть раз, да повезет, но мы должны бдеть каждый миг любого дня. Теперь, вернувшись, ты можешь стать моими глазами и ушами. Но не смей никому доверять.
Его поразило, до чего иной бывала мать, когда они ели все вместе – или принимали гостя, или гуляли вдвоем по саду. Вот она встревожена – а вот, мгновенья не прошло, уже болтает запросто, бодро.
Электра дала понять, что после обеда ее тревожить не следует. Она ежедневно отправлялась на отцову могилу, а затем возвращалась к себе в комнату. Когда солнце садилось, она принимала Ореста. Он заикнулся о ее предупреждениях ему, что́ следует говорить и делать, но она отмела все это, а когда он спросил, знает ли она имена людей, убивших отца, или что угодно о деде Леандра, она умолкла и показала на дверь.
Зато сестра, стоило им остаться одним, расспрашивала его, где он был. В его обществе она тревожилась меньше. Пока он рассказывал ей, что случилось, когда его похитили, и как он сбежал, она слушала внимательно.
Хотя излагал он очень подробно, об убийстве стражника и еще двух людей он ей не рассказал. И попытался не распространяться о Леандре. Впрочем, более всего сестру увлекли подробности о доме старухи. Оказалось, что рассказывать о старухе и Митре Оресту утешительно, и ежедневных встреч с сестрой он ждал.
Иногда Электра заговаривала о богах и своей вере в них, называла их имена и говорила об их власти.
– Мы живем в странное время, – сказала Электра. – Время, когда боги блекнут. Кое-кто их все еще видит, но бывает и так, что нет. Их власть вянет. Вскоре наступит иной мир. Им станут править при свете дня. Вскоре этот мир едва ли будет иметь смысл населять. Осознай, что тебе повезло: тебя старый мир коснулся, в этом доме осенил тебя своими крылами.
Как на это откликнуться, он не понимал. Стоило Электре заговорить о богах, как вид у нее делался угрюмый, а затем она, проверив, что под дверью их не подслушивают, принималась рассказывать о том, что происходило в мире за пределами дворца. Когда она рассказала о бунте, Оресту хватило ума не повторять сказанное матерью – что тут всегда бунты. Он внимательно слушал.
