Вот что я заметила, минуя дома, где, как мне было известно, жили целые семьи: там царила закрытая ставнями тишина. Я быстро поняла, перебегая от окна к окну, что не стоило мне выходить, совсем. Не сомневалась, что меня уже увидели. Добравшись к дому Теодота, я знала наверняка, что кто-нибудь уже сходил во дворец и, чтобы втереться в доверие, доложил Эгисту о моих перемещениях.
Даже в доме Теодота ставни были заперты. Я обошла здание сбоку и постучала в окно. Наконец услышала, как кто-то шепчется. Ждала и слышала, как по дому ходят, как отодвигается засов, различила чьи-то шаги. Мне шепнули, чтоб шла следом в дальнюю комнату, почти полностью темную.
Глаза привыкли к темноте, и я увидела, что в комнате – вся семья: жена Теодота Дакия, родители Раисы, ее сестра и муж сестры, их дети, пятеро или шестеро, сбились вокруг отца с матерью, а еще дочь Раисы и Кобона Ианта. Она смотрела на меня из угла, руки стиснуты в кулаки, прижаты ко рту. Я не видела ее с тех пор, как она была ребенком, теперь же Ианта стала почти женщиной.
– Что случилось? – спросила я.
Никто не заговорил, кто-то из детей заплакал.
– Где Теодот?
– Поэтому мы и позвали тебя повидаться, – проговорил Кобон. – Думали, ты знаешь.
– Я ничего не знаю.
– Те же люди, что забрали Леандра, те же люди – они пришли и забрали ночью моего свекра, – сказала Раиса.
– Они в этот раз не разговаривали, – сказала Ианта и расплакалась, – но в тот раз, когда пришли за братом, сказали, что это по приказу твоей матери.
– Я – не моя мать, – проговорила я и тут же заметила, до чего осуждающие у них взгляды. Попыталась подумать, что бы такого сказать для полной ясности: я не в силах им помочь. Однако в этих раздумьях я слишком долго длила тишину. Позволила обвиняющим взглядам на мне оставить некую отметину.
– Можешь спросить у нее? – осторожно произнес Кобон. – Можешь спросить у матери?
Я понимала, что, объясни я им, как живу и до чего далека от матери и Эгиста, получится неубедительно. Эти люди искали помощи для себя, им ни к чему знать о том, как страшно мне самой.
– У меня нет власти, – сказала я. – Я лишь…
– Это еще не всё, – перебила меня Раиса.
Подумала, уж не забрали ли из их семьи еще кого-то. Скользила взглядом по лицам в полутьме и не до конца понимала, кого еще не хватает.
– Что? – спросила я. – Говорите.
– Митр, – сказал Кобон.
– Его тоже забрали?
– Мы не знаем.
– Он не у себя дома?
– Нет больше дома, – тихо произнесла Раиса. – Я тебя отведу, покажу, где был его дом.
– Тебе небезопасно выходить, – сказал ей отец.
– Они забрали у меня сына, забрали мужнина отца, – отозвалась Раиса. – Если и я им нужна, пусть берут.
Раиса поманила меня за собой, и им не пришло в голову, что и мне снаружи может быть небезопасно. Я заметила, до чего дерзко и гордо держится Раиса вне дома. Как женщина, которая просится, чтобы ее взяли под стражу, как женщина, готовая пожертвовать собой. Я шла рядом с ней медленно и осторожно.
Мы добрались до того места, где был дом Митра, – там теперь не было ничего. Деревья, хлам – и всё. Ни следа того, что здесь когда-то стоял большой дом с садом и оливковыми деревьями вокруг.
– Два дня назад здесь был дом, – произнесла Раиса громко. – В доме жила семья. Все, кто проходил мимо, знал, что это дом Митра. А теперь ничего. Эти деревья посадили ночью. Вчера их тут не было. Привезли откуда-то. Дом разрушили, развалины увезли. Фундамент прикрыли. Где люди? Где семья Митра? Где слуги Митра? Кто-то попытался устроить так, будто здесь никогда не жили. Но жили же. Я их помню. И буду помнить, пока дышу.
Уже начали собираться люди, они слушали. Раиса повернулась ко мне. Сказала, что пусть я буду свидетелем. Я поняла, что надо убираться, но не хотела, чтобы она сочла, будто я в сговоре с матерью и Эгистом. Стояла словно бы отдельно. Взгляд уставился в пустоту, где раньше был дом. Голову не склоняла. Лицом к лицу с Раисой я ощутила, что крепну благодаря ей – достаточно крепну, чтобы захотеть намекнуть ей: я с ней заодно. Но решила, что никто в этой толпе не донесет ни Эгисту, ни моей матери никакие произнесенные здесь мои слова.
Мне хотелось одного: чтобы Раиса вернулась домой; вернуться бы домой и мне.
– Где мой сын? – закричала Раиса в толпу. – Где отец моего мужа? Где Митр и его семья?
Тут она посмотрела на меня.
– Ты спросишь у своей матери, где они?
Она бросала мне вызов, ждала ответа. Если отвернусь молча, понимала я, – покажусь сообщницей матери и ее любовника. Если же останусь при своих, придется отвечать.
Я обратилась к духу отца и мертвому телу сестры. Призвала богов горних. Попросила их заставить эту женщину замолчать, сделать так, чтобы она отстала от меня.
Я глядела на Раису, и моя нерешительность, похоже, вывела ее из себя. Я попыталась намекнуть, что, уж раз какие-то люди смогли прийти ночью и сделать так, что исчез дом, если они смогли забрать двоих самых могущественных старейшин, едва ли не глупо просить о помощи меня.
Но также я хотела подчеркнуть, что владею силой, происходящей из загробного мира и от богов, силой, которую не так-то легко назвать или устранить. Я хотела, чтобы Раиса знала: несмотря на свою слабость, когда-нибудь в будущем я возьму верх.
– Сейчас я бессильна, – сказала я. – Но время придет. Время придет.
Раиса повернулась и гордо пошла к своему дому, к своей семье. И лишь когда она достаточно удалилась, я увидела, что тело ее сдалось, услышала надломленный плач.
Я наполнила легкие и не сдвинулась с места, вынудила собравшихся разбрестись. Решила, что вернусь открыто. Пока шла, не смотрела ни на кого из встречных, но, дойдя до дворца, увидела Эгиста, он ждал меня. Улыбался. Та же фигура чистого обаяния, какая очаровала мать годы тому назад. Он подался вперед, будто желая помочь мне, когда я оказалась у лестницы. Я позволила ему проводить меня, заблудшую дочь своей матери, во дворец, далее по коридорам и ко мне в комнату.
* * *
В последующие годы я было оставила надежду когда-нибудь увидеть брата и осознала, что, как незамужняя женщина, я бессильна – и такой останусь. Ничего не было у меня, кроме моих призраков и воспоминаний. Даже моя настойчивая воля не значит ничего, ни к чему не приведет.
Я наблюдала за людьми, садившимися за стол с моей матерью, – за теми, кого она выбрала из отцовых солдат, чтоб защищали места, которые отец завоевал. Иногда они являлись посоветоваться с ней и задерживались на целые недели.
В вечера, когда для них устраивали пиры в трапезной, я замечала у гостей головокружительную бдительность: любой осознавал, что снаружи этого дворца лежало когда-то нагое тело моего отца, а рядом – облаченный в красное труп красивой женщины, которую он привез с войны.
