– И место, будто вырванное из времени, – кивнула Миалинта.
– Думаешь, все даурхатты связаны?
– Трудно уловить какую-то связь, если почти ничего не знаешь.
– Ты вообще не слышала про гейзерные норы?
– Слышала. Про них-то часто рассказывают. Брат любил всякие страшилки, и одна из них была про охотника из гейзерной норы.
– Даже так? – Я усмехнулся.
– Да. Охотник, попавший в затяжную вьюгу. Из последних сил добрался до источника и на радостях туда плюхнулся. Отогрелся, а потом понял, что у него теперь вся одежда мокрая, а сушить ее негде и не на чем. Он там просидел три недели, пока от термальных вод его всего не раздуло так, что полопалась кожа.
– Веселая страшилка.
– Это не страшилка, – неожиданно отозвался Тенуин. – Это правдивая история. После этого у нор стали прятать сухую одежду. Потом уже появились зимовья.
– Ты слышал про «Северное око»? – тут же спросила Миа.
– Нет.
– И про даурхатт не знал?
– Нет.
– Тут еще одна вклейка. – Я перевернул страницу.
«Гвардеец, отправленный с донесением к коменданту Дол-Гизира, – единственный выжил из двух смен. Его дальнейшая жизнь неизвестна, однако предполагается, что бродяга, убитый в даурхатте Вересковой долины, был именно тем гвардейцем. Тренога, собранная из трех тесаных бревен, удерживала мертвое тело на весу, при этом руки и ноги были обвязаны и растянуты по сторонам».
– Как у марионетки, – с отвращением промолвила Миалинта.
– Что-то еще? – спросил Тенуин.
– Нет. Больше ничего.
Я был уверен, что в дальнейшем следопыт захочет сам ознакомиться с книгой, и только жалел, что не захватил из библиотеки Нитоса еще парочку таких томов.
Сонливость наконец одолела меня.
Я уже хотел вернуться к своему заплечному мешку, когда заметил странное движение в здании напротив. Это был уцелевший, но полностью затянутый липкой гарью и весь какой-то искаженный дом – совсем как тот, в котором меня преследовали пугающие зеркала. Теперь я бы даже в полном вооружении не рискнул туда заходить. Присмотревшись, вновь уловил движение – будто тень, перетекающая по стенам, скользящая по серым занавесям и устремляющаяся на потолок, где по мере ее приближения начинала раскачиваться черная люстра.
– Ты это видишь? – Я подошел к Тенуину.
– Вижу.
– И давно оно так?
– Давно.
– Ты знаешь, что это?
– Нет. Но думаю, что оно безобидное.
– Безобидное?!
– Ну или не такое опасное, как нам кажется. Но я могу ошибаться.
– Каким ты его видишь? – совсем тихо спросил я.
– Таким же, как и тебя, – только и ответил Тенуин.
Я не стал уточнять, что это значит. Понял, что если сейчас же не лягу спать, то усну во время дозора, а мне еще предстояло приглядывать за Феонилом – он вполне мог рискнуть и подать знак перед рассветом.
В этот раз не было никаких мыслей. Я уснул, едва устроившись на полу и подоткнув под голову мешок.
Глава 5
Ратуша
И скажите мне, что лопата или кирка, поднятые для убийства, по природе своей ищут крови и к жестокости призывают человека.
Нет!
Созданные для мирного труда, они сами по себе не убивают, не калечат.
И скажите мне, что лигуры, употребленные для порабощения, ищут власти над миром и к надменности призывают человека.
Нет!
Созданные для целей, нам неизвестных, они сами по себе не выжигают леса, не ведут к вырождению.
Если кто и виноват в том, что творится сейчас в наших Землях, так это человек в черноте его глубинной, неискоренимой. Лигуры лишь дают силу, а какой она будет и к чему приведет, зависит от наших помыслов. Лигуры, даже те из них, что названы жестокими и упрятаны в чреве Роктана, раскрывают в человеке подлинное и не более того, а сами по себе не ведают ни жестокости, ни благости.
Листовка на здании Городского совета в Горинделе. Вместо подписи – знак рассеченной клинком Большой луны
– Ты мне должен бурдюк медовухи, – напомнил Громбакх.
– Да, я помню.
– Как доберемся до «Приторни», расплатишься.
– Расплачусь.
На рассвете Шанни приготовила для каждого из нас по одному травяному шарику противоядия. Начинался третий день из отведенных нами пяти. О сроках пока никто не говорил вслух. Все понимали, что у нас еще будет достаточно возможностей умереть задолго до той минуты, когда подействует яд.
– Интересно. – Феонил этим утром казался на удивление бодрым. – Ты совсем не убиваешь людей?
Охотник перелезал через обваленную глыбу балкона. Явно не ожидал, что Феонил вдруг заведет такой разговор. Помедлив, ответил:
– Не беспокойся, если будет нужно, для тебя сделаю исключение.
Я усмехнулся, подумав, что теперь достаточно знаю Громбакха – ни на секунду не сомневался, что он ответит именно так.
– Это понятно. – Феонил отмахнулся. – Ну а по сути, почему?
Охотник не ответил. Перебрался через последнюю балку и заторопился дальше, вслед за Тенуином, но юный следопыт его быстро нагнал:
– А на животных это распространяется? Или насекомых? Эорлитов тоже не убиваешь? А бихчахта убил. Значит, только людей. – Феонил говорил все это какой-то безумной скороговоркой. – А если человек тебя предаст? Если убьет кого-то из твоих друзей?
– Послушай. – Громбакх остановился и развернулся. Феонил от неожиданности чуть не налетел на него. – Мне сейчас до старой гузки не сдался твой треп, понятно?
– Прости…
– Нам тут всем ссыкотно. Не боятся только мертвые и тупые. Если ты боишься, значит, еще жив и крыша не по всем швам протекла. Вот и радуйся.
Феонил растерянно кивнул. Утренний задор в нем заметно угас.
– А вообще, – Громбакх отвернулся, – кто-то по любому поводу режет и своих, и чужих, а кто-то мозгами шевелит, прежде чем браться за меч.
Я невольно посмотрел на Эрзу. Она никак не отреагировала на слова охотника. Мы продолжали идти вперед по одной из заброшенных улочек Авендилла, и я уже забыл этот разговор, когда Эрза вдруг сказала:
– Тарх был младшим десятником, в одном барте с Густом. Они вместе отправились под Артендол, когда…
– Мне все равно, – оборвал ее Громбакх. – Расскажешь это своим подружкам. Я понимаю, погода располагает к приятной беседе, но давайте-ка помолчим и спокойно пойдем дальше, хорошо?
