Из книги я узнал, что трещотки впервые появились на Северной стреле – тракте, ведущем к Гейзерным топям. После основания Дол-Гизира вдоль всей дороги протянулись канатные рубежи и ледяные заграды, оберегавшие санных путников от ветра, через каждые две версты появились глубинные убежища – туда все спускались, заслышав характерное дребезжание трещоток. Устоять перед осколочным воем не удавалось даже хорошо защищенным и переставленным на полозья триголлам.
На обочине Северной стрелы с годами появились настоящие подворья и трактиры – одинокие бревенчатые дома с крохотными окошками, с низенькой дверью, наполовину вросшие в наст и с наветренной стороны всегда под самую стреху заметенные снегом. В таких трактирах чаще всего жили одинокие хозяева, которые порой по несколько дней кряду не видели ни проезжих, ни постояльцев.
По словам Тенуина, в годы Борвандила, который правил уже после того, как Фаарт написал свои «Даурхатты», Северной стреле на целый век выдали освобождение от торговых податей с единственным условием, что торговля будет вестись на самóм тракте или на прилегающих к нему землях. С тех пор начался расцвет не только Северной стрелы, но и Дол-Гизира, к нашим дням ставшего едва ли не богатейшим здравным городом.
– Возле трактиров появились вырытые в снегу рыночные ямы. Возле подворий появились жилые времянки. Не успели оглянуться, по Северной стреле уже стояло восемь поселков. Теперь их там штук пятнадцать.
Тенуин говорил слишком тихо, приходилось напрягать слух, чтобы не упустить ни одного слова. В его голосе не было какой-то выраженной печали, но мне казалось, что следопыт рассказывает о родных местах с любовью, и это было непривычно.
– Дол-Гизир, считай, полвека простоял захолустным и никому не нужным острогом, а потом за каких-то десять лет превратился в настоящий город. Там появились бани, парные, гейзерные ванны и гостевые домики. Наместник постепенно освоил и северную часть долины. Вокруг ядовитых озер, в обход кипящих цветных грязей, пустил прогулочные мостовые…
– Ты туда часто ездил? – спросил я с опаской, не забывая об изгнании Тенуина из Пекель-Зорда.
Следопыт ответил не сразу:
– Мы туда ездили с детьми на Веселую Гунду и Тезоименитство.
С тех пор как мы познакомились в Багульдине, прошло немало времени, и все же Тенуин впервые упомянул свою семью. Даже Миалинта прислушалась, надеясь, что следопыт скажет что-нибудь еще, однако он замолчал и больше не произнес ни слова.
Чувствуя, как с новой силой накатывает сонливость, я наконец открыл последний подзаголовок в главе, посвященной Гейзерным топям.
– «Северный форпост. Покинут», – прочитал я вслух.
– Покинут? – удивилась Миалинта.
– Тут так написано.
– Странно…
– «Расположение: тридцать шесть верст на север от Утиной скалы».
– Что? – Миалинта опять удивилась. – Северный форпост стоит под Утиной скалой. Никаких тридцати шести верст.
– Значит, раньше форпост стоял в другом месте.
– Любопытно. Никогда об этом не слышала.
Мы одновременно замолчали, ожидая, что Тенуин вмешается в наш разговор, однако он молчал. В тишине только было слышно, как сопит Громбакх и как ворочается кто-то в правом углу, где спали Нордис и Феонил.
– Читай. – Миалинта повернулась спиной к залу, теперь свесив обе ноги и полностью открыв себя улице.
– Не боишься, что тебя увидят? – спросил я.
– Читай.
– Как знаешь.
«Утиная скала, названная так исключительно по форме и, конечно, никогда не дававшая приют ни одному известному виду птиц, высится над узким перешейком – северной оконечностью долины Гейзерных топей. В перешейке нет горячих источников, однако круглый год сохраняется теплая погода, которую не способны нарушить ни снегопады, ни вьюжные порывы ветра. Перешеек выводит на необозримые снежные просторы, на востоке постепенно переходящие в Ребровное поле. Именно туда, в северном направлении, вынуждены отправляться охотники, занимающиеся отстрелом майкр. Богатый мех этих небольших и чрезвычайно проворных созданий хорошо продается не только в Лощинах Эридиуса, но также в Землях Нурволкина, откуда он уходит еще глубже на юг, с каждой путевой верстой превращаясь в поистине бесценный товар.
Именно охотники со временем обнаружили на северо-востоке от хребта Толингара единичные выходы горячих источников – крохотные оазисы, окруженные вечными льдами, лишенные растительности, но способные приютить и отогреть замерзшего человека. Всего таких источников насчитано двадцать, самый большой из них в поперечнике едва достигает двух саженей, отчего в обиходе их часто называют гейзерными норами.
В первые годы охотники, даже те из них, кто оказался в беде, старательно обходили такие оазисы, предпочитая мерзнуть и рисковать жизнью. Все дело в обустройстве источников – их берега были облицованы ровным кольцом из крупных неотшлифованных камней, связанных белой глинистой массой. Следы указывали на то, что облицовкой занимались каахнеры.
Дальнейшее обследование гейзерных нор выявило, что на самом деле Чистильщики не укрепляли их, а целиком запечатывали – к нашему веку каменные печати обвалились, сохранив только основание, которое охотники изначально приняли за облицовку.
Кромешники заверили наместника Дол-Гизира в безопасности гейзерных нор, и он распорядился установить над ними одноэтажные срубы, в которых охотники могли отогреться и в случае необходимости сменить одежду или взять запас сухого провианта.
Зимовья долгое время пустовали, а в одну из зим на те края опустился такой мороз, что не спасали ни меха, ни греющий песок, ни растирания листьями тиальвы. Одновременно три десятка охотников оказались в снежных полях, и выжили только те, кто сразу укрылся возле гейзерных нор. С тех пор сорванные печати каахнеров никого не пугали – в зимовья стали наведываться не только охотники, но также путешественники, мечтавшие насладиться красотой зимней страны. Наместник Дол-Гизира подумывал соединить гейзерные норы защищенной дорогой, а вместо срубов поставить настоящие дома, чтобы привлечь как можно больше отдыхающих, однако исчезновение пограничной стражи заставило его отказаться от этой идеи.
Самую большую гейзерную нору нашли спустя два года после открытия остальных девятнадцати нор. Она отличалась не только размерами, но также устройством – вместо простого колодца с термальной водой в „Северном оке“, как назвали эту нору, лежала массивная каменная чаша, а воды поступали в нее через узкие, расположенные по кругу щели.
„Северное око“ отстояло на тридцать шесть верст от Утиной скалы и в дальнейшем было выбрано комендантом Северных Земель под строительство нового форпоста.
Первым делом рабочие заложили дорогу от Гейзерных топей, а дороги в тех краях приходится выдалбливать в снегу: прорывается траншея на глубине не меньше трех саженей, стены такой траншеи укрепляются балками и стальными стяжками, привезенными из кузен Пекель-Зорда, затем сверху, над траншеей, устанавливаются крепежные стропила с навесами. В наиболее продуваемых местах и там, где чаще проходит осколочный вой, навесы закрывают весь верстовой участок дороги, поверх которого укладывается ледяной наст – так, чтобы снежное поле вновь выровнялось и позволило вьюге скользить дальше.
