– Да уж… – вздохнул я и, очарованный прочитанным, уставился в беззвучную ночь за окном.
– Там красиво, – промолвил Тенуин.
– В Гейзерных топях?
– Да.
– Эй! – от дальней стены зала проворчал Громбакх. – Хватит там бубнить! Дайте нормально выспаться перед смертью. Неохота, знаешь, помирать на мутную голову.
Громбакх своим недовольством разбудил еще несколько человек. После кратких пререканий все успокоилось. Не прошло и минуты, как до меня вновь донеслось довольное, почти жизнерадостное сопение охотника.
– Послушай, – прошептал я Тенуину и принялся листать книгу, надеясь найти что-нибудь интересное о Северном пределе, – неужели никто больше не пытался пройти через Гиблые сопки?
– Пытался.
– И как?
– Никто не вернулся. И никто не добрался до Гиблого плато.
– Говорят, на плато могут быть свои гейзеры, – вздохнула Миалинта.
– Говорят, – согласился Тенуин. – Но даже если так, отроги Северного предела слишком крутые, чтобы по ним подняться.
– Однажды люди доберутся до Ноил Дора, – сказал я с неожиданной уверенностью. – Люди всегда достигают цели, если ее видят.
– Может быть. – Следопыт не стал спорить.
– Любопытно, что из всех лигуров нет ни одного, который помогал бы одолевать холод или как-то бороться с вьюгой, осколочным воем, лавинами, провалами… – Миалинта коротко взглянула на меня. – Ни одного.
– И что это означает?
– Не знаю. Одно из двух. Означает, что Предшественники не умели обращаться с холодом и не могли построить стену Ноил Дора. Они привыкли к древнему теплу наших земель и не могли вот так вдруг уйти на гиблый Север.
– Или это означает, что все такие лигуры они забрали с собой, а прочие оставили, так как от них все равно не было бы толку в снегах, – промолвил я.
– Гром прав. Логика в твоих словах торжествует. – Миа усмехнулась.
– Да уж… Хотел бы я увидеть, что там, за стеной Ноил Дора.
– Как знать. Может быть, увидишь.
Миалинта вновь посмотрела на меня, и сейчас я на удивление хорошо рассмотрел жемчужный цвет ее глаз. Отблески Млечного Пути в золотой оправе зрачков. Взгляд фаита, осветленного.
– Что-нибудь еще? – Миалинта отвернулась и вновь смотрела на улицу.
– Что?
– Книга. Можешь прочитать что-нибудь еще?
– Да… конечно.
«Гейзерные топи.
Открыты в 247 г. от к. э. Толингаром из рода Эрхегорда. Первый постоянный лагерь основан в 259 году.
Посреди ледяных круч на двадцать верст в ширину и почти на сорок в длину расстилается пестрое поле жизни. Южное основание, обращенное к Кумаранским горам, – наиболее широкое, а северо-восточное заостряется узким ущельем, указывающим прямиком на горы Северного предела.
По всей хребтовой кромке долина Гейзерных топей укрыта многовековым льдом и часто покрывается снежными шапками, отчего ее границы кажутся еще более высокими. Внутри долины огромными цветными пятнами лежат оазисы горячих озер. Разноцветными остаются сами воды, а также мунии, впервые открытые и описанные Толингаром, а больше нигде в обитаемых пределах не известные.
По гибкости и внешнему виду мунии напоминают речные водоросли, однако по размерам превосходят вековые дубы и обладают беглыми корнями, способными переходить с места на место, оставляя взрыхленную почву (см. ис. 218 Арх. 4-17). Мунии стелются по горячей земле, а в зависимости от наличия воды и тепла меняют цвет от розового до фиолетового, выдавая до сорока семи оттенков, и наполняют гейзерную долину, словно краски на гигантской палитре художника, задумавшего разрисовать белоснежный холст ледяного хребта.
Блюдца всех озер соединяются прямыми протоками, извитыми ериками, образуя единую перетекающую водяную сеть. Не считая муний, топи богаты редкими видами лишайника и радужного плюща, отличающегося от тех, что произрастают в Западных Землях, прежде всего размерами: толщина их стеблей достигает двух пядей в обхвате, а ширина листьев – целого аршина.
Живность Гейзерных топей не столь разнообразна. Помимо прежде изученных майкр и тойр, было обнаружено еще четыре вида хищников и семь видов травоядных, каждый из которых по высоте едва превосходил обыкновенную лечавку, но отличался невероятным долгожительством. Некоторые из лученосов, обнаруженных еще Толингаром, до сих пор остаются на хозяйстве и почти не подают признаков старения или простого ослабления.
Среди озер некоторые оказались ядовитыми, другие были излишне горячими, но в южной части долины исследователи определили группу теплых озер с наиболее благодатной почвой побережья и наиболее приветливой растительностью. Там и был основан самый северный город Земель Эрхегорда – Дол-Гизир.
Путь от Вьюжного зева, расщелины между горами Мунктуй и Хаэнчи-Гир, до Гейзерных топей к нашим дням расчистили и обезопасили, что позволило наладить постоянное сообщение нового города с таким городами, как Пекель-Зорд, Устендол и Сухтуум».
– Красивый, удивительный, но чужой мир, – сказала Миалинта. – Словно обрезок другой, неизвестной жизни, затерявшийся среди гиблых льдов и поэтому не стертый до основания. Так говорил отец. Они с мамой еще до моего рождения побывали в Дол-Гизире.
Мне пришлось ненадолго отвлечься от чтения – Тенуин вовремя указал на проснувшегося Феонила. Тот попытался выскользнуть из зала к лестнице, а пойманный извинился, сказал, что не хотел никого тревожить. Я напомнил ему, что мы договорились не отлучаться по одному даже в туалет, и вызвался сопроводить его.
Феонил явно переживал из-за того, что его лишили всякой возможности подать знак Горсингу, однако свое беспокойство он умело выдал за страх перед ночной улицей. Мне и самому было неприятно спускаться на первый этаж. Под туалет мы выделили крыльцо заднего двора – не было смысла рисковать из-за чрезмерной щепетильности, которой в нашем отряде все равно никто не отличался. После всех испытаний Лаэрнорского леса было бы смешно говорить о стеснении друг перед другом.
Я опасался, что Феонил решится на отчаянный поступок: попробует оглушить меня или просто сбежит. В конце концов потом, когда сюда придут люди Горсинга, можно будет придумать любое оправдание этому поступку. Так что я старался всегда идти за Феонилом, не поворачиваться к нему спиной, а выйдя на лестницу, первым делом обнажил меч.
Судя по всему, Феонил действительно обдумывал разные возможности, так как на заднем крыльце он сидел довольно долго, но в итоге смирился, возможно, решил подать сигнал следующей ночью.
Я молча вернулся к сидевшей на подоконнике Миалинте. Тенуин меня ни о чем не спросил – и так было понятно, что с Феонилом все прошло без затруднений.
Одолевая зевоту и чувствуя, что сейчас уснул бы без лишних терзаний, я все же предпочел до конца изучить все, написанное Фаартом из рода Мелендарна о Северном пределе. Отчасти это объяснялось простым любопытством, но в большей степени тут сыграло роль упоминание северных трещоток. Действуя скорее по наитию, я хотел как можно больше прочитать о местах, где они встречаются.
