Каждому даурхатту в книге посвящалась отдельная глава, а по главам сведения были распределены не самым удобным образом – они, будто в словнике, шли малыми блоками под отдельными заглавиями, среди которых чаще попадались имена, поселения или же события. При беглом просмотре было легко пропустить что-нибудь важное, и главу про Лаэрнорский лес я пролистал всю.
– Ничего интересного? – спросила Миалинта.
– Ничего.
Улица оставалась безжизненной. Лишь воображение заставляло всюду выискивать подозрительные силуэты, похожие на затаившегося наемника или мавгана. В проломе соседнего дома вовсе мерещился бихчахт с растопыренными передними лапами. Мне еще предстояло нести дозор, сейчас утомлять себя ночной затаенностью не хотелось, так что я продолжил изучать книгу.
Фаарт из рода Мелендарна указывал, что в Землях Эрхегорда известно четырнадцать даурхаттов. Это число удивило Миалинту. Я указал ей расположение сразу четырех даурхаттов, о существовании которых она прежде не знала: возле крепости Барлакоит-Айлин, в Маильском лесу, возле Сортовой пустоши и в пятидесяти верстах от Гейзерных топей Дол-Гизира. Последний факт заинтересовал Тенуина, все это время молча следившего за городом, но, конечно, слышавшего каждое мое слово:
– Дол-Гизир?
– Да. Тут так написано. Не знал?
– Нет.
– Могу прочитать что-нибудь.
– Читай.
– Значит, под Вепрогоном даурхатта все-таки не было? – спросила Миалинта, пока я искал главу, посвященную Гейзерным топям. Они располагались на севере, недалеко от Дуллон-Гира – северного форпоста Земель Эрхегорда, так что интерес следопыта был объясним.
– Получается, что так. – Я пожал плечами.
Не знал, какое заглавие выбрать. В итоге решил читать их вперемежку.
«Толингар из рода Эрхегорда.
Прямой поток Изантиды, родной сестры Эрхегорда Великого.
В 247 г. от к. э. отправился к горам Северного предела в надежде изучить Ноил Дор, также названный Стеной Предшественников (различимая серая полоса в горном массиве, при наблюдении в окуляры показывающая формы, частично признанные шлифованными плитами камня или льда). По расчетам дальности и непрозрачности воздуха стороны таких плит составляют не меньше десяти саженей, что признано недостижимым для всех известных нам видов строительства, за исключением Великой засечной стены, возведенной из песочных грид и ракушечных наслоений.
Из доступных текстов „Северной летописи“ (см. ис. 3 Арх. 9–2) известно о запрете Эрхегорда когда-либо выдвигать отряды в сторону Ноил Дора. Первый Венценосец допускал, что Ноил Дор единственный способен доподлинно рассказать историю Предшественников или по меньшей мере указать причину их исчезновения, однако предупреждал о недосягаемости горной стены.
Исследования, проведенные при Горфандире, третьем Венценосце из рода Эрхегорда (см. ис. 283 Арх. 17-4), выявили за горами Мунктуй и Хаэнчи-Гир десятки верст смерзшегося колобовника, названных Ребровным полем. За последними застругами Ребровного поля начинаются Гиблые сопки, где нет и сотни шагов гладкой поверхности, а все уставлено острыми пиками льда, из которых собраны непреодолимые зубчатые гряды. Между такими грядами нередко таятся глубинные провалы, большую часть времени прикрытые ветровыми наледями.
Гиблые сопки тянутся оградительной линией с востока на запад и, судя по обзору через окуляры, с каждой новой грядой становятся все более высокими, одновременно с тем открывая все больше провалов.
На Ребровном поле и, предположительно, на Гиблых сопках из наиболее распространенных животных встречаются только майкры – хищники с ценным белоснежным мехом и тойры – небольшие грызуны с удлиненным носом, который они используют для рытья нор в снегу. Майкры охотятся на тойр, о пищевых предпочтения последних не было известно вплоть до предпринятого Толингаром путешествия.
Скалистые предгорья, расположенные за Гиблыми сопками, также считаются непреодолимыми. О трудности подъема по ледяным уступам судить невозможно, если не считать очевидных препятствий: обрывов, трещин, ледяных наслоений и массивных откосов, где не задерживается снег и круглый год синеет обнаженная скальная порода. Однако даже краткое наблюдение позволяет обнаружить там свирепые вьюги, перекатывающиеся с одного уступа на другой, изредка открывающие узкие проходы, но никогда полностью не затихающие. Кроме того, есть все основания предполагать, что предгорья Северного предела скованы морозом, по силе превосходящим самые жестокие холода Мерзлой зимы, отмеченной в 137 г. от к. э. возле Ортванской каменоломни.
В одном из мест, где предгорья возвышаются до скал Северного предела, возможно существование долины, способной уместить настоящий город. Названная Гиблым плато, она многие годы привлекала взоры наблюдателей, мечтавших высчитать наиболее тихие дни в долине, – они надеялись, что их расчеты однажды пригодятся первооткрывателям, пущенным по следу Предшественников. Однако число таких дней в лучшие годы едва превышало дюжину. Кроме того, по всем вторичным признакам было установлено, что Гиблое плато едва ли не каждую неделю терзает „осколочный вой“ – самый опасный из всех известных ветров Севера.
Осколочный вой несет тяжелые крупицы лежалого льда, способные пронзить броню и самогó человека не хуже арбалетной стрелы. До появления дорожных убежищ и непрерывных линий ветряных трещоток, на пути к Дол-Гизиру каждый год гибло от двух до четырех торговых караванов, с ними гибло не меньше сотни людей сопровождения и еще столько же свободных путников».
– Трещотки. – Я отвлекся от книги. Посмотрел на Миалинту. – Те самые?
Миалинта ответила не сразу:
– Да. Те самые.
Невысокие, расширяющиеся книзу столбики с округлыми набалдашниками. Я видел их на пути в Подземелье Искарута. Они стояли вдоль черных троп, присыпанных пеплом и уводящих в глубь тумана. Лечавка Эрина тогда звала меня пойти по одной из них, но я доверился Миалинте, сказавшей, что такие тропы никуда не приведут. А потом я вновь увидел их в чреве выродившегося дерева – того, что стояло посреди Гусиного озера.
«Короткий путь. Последний путь. Единственный путь».
Чужая мысль. Очередное наваждение. Достаточно задуматься об этих тропах и трещотках, как в голове начинается шум, будто я в самом деле слышу приближение осколочного воя.
– Почему ты не захотела посмотреть, что там, дальше?
– О чем ты? – Миалинта по-прежнему смотрела на улицу.
Я был уверен, что она все поняла и таким вопросом только оттягивает необходимость отвечать.
– Тропа из черного стекла. С северными трещотками. Ты сказала, что она никуда не приведет. Почему?
– Наверное, не хотела рисковать… Не помню уже.
– Ведь ты сама потом сказала, что ветви на дереве, которое рисовал Лианил, были бесконечно длинными, ничем не оканчивались.
