Она слово в слово повторяла вчерашнюю восторженную речь Дениса – разве что очистив ее от междометий. У нее была блестящая память; вчера, на краю джакузи, он рассказал ей весь свой план на оставшиеся восемь дней.
«ЛУЧ». ЛИЗА
– Идем на посадку. Луч, как обстановка?
– Нормально. Все двигатели работают штатно. До посадки осталось пять… четыре… три…
– Держитесь все!
– Бабах!
– Луч! Доложи обстановку!
– Мы находимся на поверхности планеты. Через несколько минут я открою люки. Приготовьтесь, кванты: это Прибытие.
– К люку! Скорее!
– Капитан, а где люк?!
– Да вот же, в стене!
Сезар был в этой компании старшим – двенадцатилетний, высокий и крупный, а с удовольствием играет с малышней. За это ему всегда достается роль капитана; Сезар, и никто другой, научил их играть в Прибытие, и много дней им не надоедала эта игра, обрастая все новыми деталями, устоявшаяся, как ритуал, – и каждый раз по-своему драматическая.
– Я вижу! Посмотрите вот туда, налево! Я вижу огромный лес в этом… в горизонте!
– Не в горизонте, а на горизонте…
– Я вижу воду! Это океан!
– Капитан, я задыхаюсь! Я вдохнула летающего животного! Оно попало ко мне в горло…
– Луч! Немедленно медицинскую капсулу!
Лиза относилась к этим играм серьезнее, чем сами дети. В момент настоящего Прибытия все будет другое и по-другому, но то, что она наблюдала сейчас, было моделью будущего, волевым посылом к великой цели.
– Тебе не жаль, что не родила своих? – спросила однажды Йоко, застав ее на игровой площадке с мечтательной улыбкой на лице. И Лиза искренне не поняла. Они были для нее «свои» – все, от подростка Адама до самой мелкой малявки, двести одиннадцать детей «Луча». Правда, старшие уже не играют в Прибытие так самозабвенно, как умеет это делать Сезар.
– Спускайте транспорт! – распоряжался двенадцатилетний капитан, прикладывая к глазам тяжелый пластиковый бинокль. – Я вижу проход между горами, там мы устроим первый лагерь! Да, кванты?
– Да-а!
– Видишь ли, – сказала Лиза вслух, но негромко, так что за визгом малышни никто не мог бы услышать ее. – Я хотела бы видеть в ребенке продолжение тебя… не меня, я не настолько себя люблю. Я понимаю, что отражаюсь в них – не в лицах, а в их будущем, в решениях и поступках, как невольно отражается Мария во всем нашем экипаже. Если бы ты отражался в нашем ребенке, Грег, я точно так же тосковала бы, потому что никто не может заменить тебя. Но если бы я видела в его лице – твое лицо…
– Лиза?
Она оглянулась, пожалуй, слишком резко. Адам понял, что появился не вовремя, и смутился:
– Луч сказал, что ты здесь.
– Ты хотел поговорить?
– Да, а что же еще? – Он преодолевал смущение, ершась и хорохорясь, как настоящий подросток. – Конечно, поговорить, не играть же с детьми в Прибытие…
– Тогда пойдем, – сказала Лиза. – Не станем мешать людям будущего.
* * *
– Скажи мне, Лиза, какова вероятность, что кто-то из ваших… старших… доживет до Прибытия?
Видно было, что он готовился к разговору. Оттачивал фразы. Чтобы не тянуть и не юлить, а сразу быть откровенным – до бестактности. Она приняла его условия и не стала ни о чем переспрашивать:
– Наши родители умерли, прожив полвека. Мы, по их словам, должны протянуть дольше. К моменту Прибытия мне будет сорок шесть. Я увижу небо и океан. Пока нет ни единой предпосылки, ни одного факта, чтобы утверждать обратное.
– Но ваши родители говорили то же самое?!
– Мы – не наши родители. Мы никогда не будем врать вам. Во всяком случае, на меня можешь положиться.
И он поверил. Прошло несколько секунд – он расцвел, стал младше и мягче, большие губы расползлись к ушам:
– Лиза, у меня еще одна просьба…
– Да?
– Скажи Лучу, пусть он даст мне допуск до работы со звездными моделями. Только не по детским картам, не по учебным.
– Хорошо. Только, знаешь ли, там физика и математика тоже не детские. Если увидишь, что пока не справляешься, – отложи на время, не трать попусту нашу энергию.
– Конечно! – Адам подпрыгнул, и Лиза впервые заметила, что он выше ее на полголовы. – Луч, ты слышишь?
Звук-подтверждение.
Адам убежал, прыгая на гладкой дорожке; Лиза подумала о Роджере: он мог бы гордиться таким сыном.
Сжала зубы, пережидая слабость, и вернулась к детям на площадку: те уже вовсю строили Первое Поселение.
ДЕНИС
Собирая вещи, Элли забыла кружевной бюстгальтер, который завалился за кресло. И теперь он валялся там, непристойно белея, источая тающий, тлеющий аромат. Денису надо было его выбросить, но он не мог себя заставить прикоснуться к этим кружевам.
Элли сказала: «Это ничего не значит, просто я хочу решать сама, а не ждать чьей-то милости». Элли сказала: «Я тебе доверяю, но я игрок, а не зритель». Элли сказала: «Я же вижу, как ты вечно ежишься, глядя на Марго. Признайся: ты дал бы себя разжалобить и в результате выбрал бы ее. А я не люблю, когда меня обманывают». По словам Элли, выходило так, что Денис уже решил предать ее, и Элли, спасаясь в безвыходной ситуации, ничего не могла поделать, кроме как предать его первой.
Марго она пообещала спасти Игоря – то, чего Денис никогда не решался бы пообещать. Для девчонки, лишившейся надежды, одного слова Элли хватило.
Со Славиком она целовалась. Денис сам видел – в парке, в кустах, Элли целовалась со слюнявым, любвеобильным дураком Славиком, и тот в награду передал ей право хода и передаст завтра и послезавтра.
А между тем идея Дениса, нагло украденная, сработала. К полуночи осмысленность доползла до шестидесяти пяти процентов, счастье – до шестидесяти. Элли зачлось успешное воздействие, но она по-прежнему занимала третью строчку рейтинга, Денис вторую, а Славик – первую.
Он взял пачку бумаги, наточил ножом карандаш, так что грифель стал острее иголки. Он хотел для разминки порешать старые задачи, подставляя новые значения, но не мог сосредоточиться и рисовал хищные цветы, поедающие хищных насекомых. Хищные нетопыри глотали хищных мошек. Хищные мошки кусали хищных тварей непонятного происхождения, но с голой и уязвимой, как у человека, кожей.
Денис вспомнил, что за последние дни, с того момента, как Элли явилась к нему в комнату и заявила, что остается, – с этого самого момента он не вспоминал о маме, об отце, о двойняшках.
Поделом же ему.
* * *
– Надо поговорить.
Было утро двадцать четвертого дня эксперимента. Денис не спал ни минуты, все вокруг казалось неестественным, свет слишком резким, звуки – приглушенными.
