Денис сжал кулаки:
– А кто изнасиловал Марго?!
– Он думает не головой, а головкой, так бывает у идиотов. Я бы такой глупости не сделал.
– Значит, это ты участник проекта «Луч», а не он, – сказал Денис.
Его собеседник кивнул:
– Я н-не знаю способа нарочно менять нас местами. Сюда приехал я, а из подсознания выплыл он, так бывает… Ты с-спал с Элли, Денис?
– При чем тут это?!
– Ты явно не в ее вкусе. Малолетка, ботан, и в постели такой изобретательный, как велосипедный насос…
– Ты ничего не знаешь!
– Все знаю, д-деточка. Выжить в интернате с нуля, когда ты черный с диагнозом, собрать бригаду, лучшую на районе, подобрать под себя даже бывших с-скинхедов… Я вижу насквозь тебя, Элли, Марго, всех.
– Тогда почему ты спалился и попал в тюрьму?
– Из-за идиота – Славика, конечно. Но заметь, я не на зоне, а в проекте «Луч». Я всегда вылезаю из дерьма и любую парашу обращаю себе на пользу… Кто, по-твоему, к-крыса?
– Не Элли, – сказал Денис и вдруг запнулся. Почему он так уверен?! «Я люблю тебя». – «Нет, просто нам хреново здесь»…
Не ко времени, страшно не вовремя у него сжалось горло. Он отвернулся; опасно показывать этому новому Славику свою уязвимость. А глаза уже жжет, в горле першит, и слезы стоят, как вода в колодце. Он пообещал маме, что вернется, и он должен вернуться – любой ценой…
– То есть ты не уверен, – констатировал Славик.
Денис молчал.
– Позавчера в офисе, вечером, Элли сидела за столом и пырилась на голограмму, – сказал Славик.
– Это красиво, – Денис постарался удержать плавный вдох, чтобы не всхлипнуть. – Марго тоже туда ходит.
– Разберемся, – Славик накинул на плечи полотенце. – Чего ревешь? По матушке соскучился?
– Тебе не понять, – сказал Денис.
Славик кивнул – без насмешки.
«ЛУЧ». ЛИЗА
В длинном коридоре, где каждая стена смотрела глазами родителей, с портретов, с барельефов, с фотографий, – Лиза положила единственный живой цветок к единственному памятнику, который не вызывал у нее отчаяния: «Спящий Грег». Не живой, но и не мертвый. Бронзовой щекой на бронзовой подушке, с закрытыми глазами, уютный. Спит.
Шлепанье детских ног заставило ее обернуться. По коридору памяти шла Йоко, держа за руку босого Адама в желтом комбинезоне и шапочке. Она шла и смотрела мимо, напоказ уважая право Лизы побыть здесь в одиночестве, но Адам замедлил шаг и вытаращил на Лизу черные глаза-маслины:
– А, а. Я. Ня.
– Тетя Лиза занята, – Йоко взяла его на руки. – Идем к папе.
Она прошла дальше, два десятка метров вдоль коридора, и остановилась перед большим голопортретом на стене: Роджер, совсем молодой, с огромной шапкой черных вьющихся волос, смотрит на закатное солнце у океана. Лиза смутно помнила день, когда был сделан снимок: они гуляли, ели пирожные и играли в волейбол на берегу, и Лиза была в той компании самой старшей…
– Ам ля, – сказал Адам.
– Вот папа. Ты вырастешь, станешь такой же, как он, красивый и сильный… Положи цветочек. Это для папы.
Лиза повернулась и пошла к выходу.
Когда-то давным-давно Максим сказал: «Когда ты сделаешь свою работу и умрешь на «Луче», ты будешь с нами, на Земле, мы вместе поедем в кругосветное плаванье. Ты, я, мама, все друзья…» Потом ее уверили, что это был не отец, а просто шутка, фальшивка, проделка Тролля, который под конец жизни был не в себе. Но после всего, что случилось, побывав в шкуре Тролля, Лиза снова начала сомневаться. Записывая обращение после старта, экипаж «Луча» обращался к людям, не существовавшим на тот момент, но вполне реальным – в будущем. Земли больше не было, но «Луч» уже был отправлен, и в точке Прибытия, в дальней проекции, Земля вращалась, ловя солнечные блики зеркалами океанов и снежными пиками, окутанная дымкой, огромная, крохотная – реальная.
Что, если ее разговор с отцом не был розыгрышем? Говоря «встретимся на Земле», может быть, Максим имел в виду Землю их общего будущего?
ДЕНИС
Разогретая пицца больше не лезла в горло. Денис разморозил в микроволновке рыбное филе (сом, что ли? Карп?) и запек в фольге с овощами.
Пока он разбирался с сушеными травами в пакетиках, пришла Марго и молча стала помогать – чистить картошку. Она больше не носила темные очки, не пыталась отгородиться, не закрывала лицо. Денис подумал про себя, что стрессоустойчивость у девчонки как у морского десантника; теперь, после разговора со Славиком, он мучительно не знал, как себя с ней держать.
– А… Игорь знает, где ты?
Она кивнула:
– Конечно, он знает. Я не отвечаю на его эсэмэски… Но он знает, что я его спасу.
– А родители? Они не удивляются, что ты на тридцать дней вообще пропала с горизонта?
– Я не пропала, – Марго улыбнулась. – Я каждый день им «отвечаю»… Есть специальный человек, который им эсэмэсит с моего телефона.
– И они не узнают по письмам, что это не ты?!
– Да что ты, какие письма… Смайлики, анимация. Мы так всегда общаемся. Фотки из санатория – горы, сосны, синее небо… Мои родители за меня спокойны, короче.
Денис сложил куски рыбы в фольге в разогретую духовку, туда, где уже томились овощи на противне. Поставил таймер. Насколько же надо отдалиться от дочери, чтобы не заметить ее исчезновения на тридцать дней? Смайлики, анимация. Если бы Денис успел «сепарироваться», как говорили мамины знакомые, если бы он отдалился от «предков», оторвался, было бы им сейчас легче?
– А мои не спокойны, – сказал, не успев прикусить язык. – Они не знают, где я. И жив ли.
– Ты их увидишь через двадцать дней, – сказала Марго, вытирая руки бумажным полотенцем. – Они успокоятся, все будет хорошо…
Чувства Дениса и гипотетические страдания его родителей казались ей надуманными, притворяться она умела плохо, поэтому в голосе прозвучало больше скуки, чем сочувствия. Чтобы поменять тему, она вытащила из кармана телефон:
– Смотри-ка, наши-то пошли беременеть, как кролики по весне!
Дениса передернуло.
Вошла Элли, оглядела кухонный стол, потянула носом:
– Для себя готовите или на всех?
– С тобой поделимся, так и быть, – Денис понимал, что придется говорить о Славике, и оттягивал этот момент.
– Я соскучилась по нормальной еде, – призналась Элли. И добавила, понизив голос: – Ты говорил с…
– Жратва будет через пятнадцать минут, – Денис посмотрел на таймер.
– Ты говорил со Славиком, Дэн?!
– Нам надо держаться от него подальше. Нам всем.
Марго подняла угрюмые глаза:
