– Чтобы остановить дождь, нужно много силы, я не могу сдерживать его долго, – объяснял отец.
Только несколько лет спустя я заметил, что колдовство срабатывало у отца, только когда мы проезжали под мостом.
* * *
В 1972 году в нашей семье кое-что поменялось. Сестра начала учиться в подготовительном классе, и мама вышла на работу, так что после школы мы были предоставлены самим себе. Предполагалось, что за нами будет приглядывать соседка, но она редко это делала. Мы сообщали ей, что пришли из школы, а потом занимались своими делами. Ее это полностью устраивало. Она принадлежала к типу нянь «если что – зовите, а я пока посмотрю мыльную оперу». К тому же мы так привыкли быть одни, что не нуждались в присмотре.
Неудивительно, что у нас с братом в детстве было столько травм. Брошенный подростком камень раскроил мне голову – потом к парню наведалась полиция, а мой отец пригрозил ему серьезными побоями, если подобное еще раз повторится. Осваивая велосипед, я лишился двух зубов, растянул запястья и лодыжки и чуть не отрезал палец осколком стекла. Брат получал такие же повреждения, только чаще и серьезнее.
В больницу нас водили редко – в основном чтобы сделать прививки. Под «редко» я подразумеваю ситуацию из разряда смертельной угрозы для жизни. К стоматологу я впервые пришел в восемнадцать лет. Иногда я задавался вопросом – сколько крови мне нужно потерять, чтобы родители сдались и отвели меня в больницу? Они избегали визитов к врачу не из религиозных побуждений – просто были убеждены, что это станет не только пустой тратой времени, но и обойдется дороже, чем они могут себе позволить. Так что нам советовали терпеть, а врачей мы с братом видели только по телевизору.
Помнится, когда мне в голову кинули камень, кровь буквально залила лицо, я плохо видел, меня шатало, и я едва добрел до дома.
– Завтра все будет в порядке, у тебя толстый череп, – взглянув на меня, сказала мама.
К счастью, мой череп и правда был прочным, а рана зажила сама по себе.
Примерно в это же время сестра заболела эпиглоттитом, у нее сильно воспалился надгортанник. Ни я, ни Мика не знали, что случилось с сестрой, почему она пышет жаром, бледнеет, бредит и всю ночь страдала тошнотой. Верно оценив степень опасности, родители повезли нас в больницу. К несчастью, медицинской страховки у сестры не было, и требовалось заплатить двести долларов. Отец поехал на поиски тех, кто одолжит ему денег, мама ушла в больницу с сестрой, а мне и Мике приказала ждать под деревом рядом с парковкой.
– Не вздумайте ходить сюда, сюда и вон туда, – наказала она нам, очертив в воздухе квадрат футов в двенадцать.
Даже в том возрасте мы уловили в голосе мамы страх и осознали, что нужно делать так, как она велит.
Стояла жара градусов под сорок. Ни еды, ни воды нам не оставили, и последующие часы мы развлекались тем, что залезали на дерево или бродили вдоль границ воображаемого квадрата. Это была такая игра – подобраться к ним как можно ближе, однако не пересекать. В какой-то момент я споткнулся и упал за невидимую черту. Я сразу же поднялся, но долгое пребывание здесь и осознание, что я нарушил мамин запрет, сделали свое дело – я заплакал. Как всегда, брат кинулся меня утешать. Обняв за плечи, он увел меня в тень дерева, где мы и просидели, казалось, еще несколько невыносимо долгих часов.
– Думаешь, Дана умрет? – спросил я.
– Нет.
– Что с ней?
– Не знаю.
– Тогда откуда тебе знать, что она не умрет?
– Потому что она не умрет. Просто знаю, и все.
Я мельком посмотрел на него.
– Мама испугалась. И папа тоже.
Мика молча кивнул.
– Я не хочу, чтобы она умерла, – сказал я.
Я впервые задумался о смерти. Семья у нас небольшая, но дружная. Пусть Дана младше всех и не похожа на меня и Мику, она взяла лучшее от мамы. Сестра жизнерадостная, часто смеется и улыбается, и я играю с ней в те дни, когда не гуляю с Микой. Как и я, она любит игрушечный набор «Джонни Вест», и по вечерам мы вместе часами играем.
Наверное, на парковке мы с братом представляли собой любопытное и печальное зрелище. Люди выходили из машин, навещали кого-то в больнице, возвращались обратно – а мы по-прежнему сидели под деревом. Некоторые предлагали купить нам газировки и еды, но мы качали головой и утверждали, что не голодны – нас приучили ничего не брать у незнакомцев.
Ближе к вечеру брат полез на дерево, сорвался и упал на асфальт. Закричав, он протянул мне руку, запястье на которой опухало и темнело. Мы ахнули – перелом? Может, нужно нарушить мамин приказ и пойти в больницу, показать ей руку Мики? Может, нужна гипсовая повязка?
Однако мы никуда не пошли. Просто не смогли. Позже выяснится, что наша сестра выздоровеет, а запястье Мики не сломано, но в тот момент мы этого еще не знали. Мы испуганно прижались друг к дружке и остаток дня просидели так, почти не разговаривая.
Глава 4
Я выслушал сентенцию Мики о том, что обкрадываю себя, не испытывая предвкушения от путешествия, повесил трубку и задумался. О его словах. О словах Кэти. О словах моего литературного агента. О словах всех тех, кому я рассказывал о путешествии. Однако невзирая на разумные доводы и даже на то, что идея с путешествием принадлежала мне, я все равно не ощущал радостного волнения.
Нельзя сказать, что мои дни проходят в мрачном унынии. Откровенно говоря, я получаю глубокое удовлетворение от того, что делаю. Кэти права – я занимаюсь делами потому, что мне это нравится. Быть может, беда в том, что все мои силы уходят на выполнение трех обязанностей – отца, мужа и писателя, – а на все остальное просто не хватает времени? И пока все укладывается в эти рамки, я чувствую уверенность и даже преуспеваю. Но поскольку в пределах этих обязанностей почти ничего не меняется, мысль о том, чтобы расширить границы и сделать что-нибудь новое – попутешествовать, провести три недели с братом – кажется совершенно невозможной; более того, заставляет жалеть о сделанном выборе. На меня вдруг снизошло редкое в тот год туманных мыслей просветление, и я осознал, что слишком уж зациклился на своих обязанностях.
Да что я за человек такой, если меня не радует мысль о кругосветном путешествии?! И как это изменить? Ясно лишь одно – я не хочу вечно пребывать в подобном состоянии. Нужно как-то сбалансировать свою жизнь.
Разумеется, тысячи книг и ток-шоу предлагают способы наставить человека на путь истинный, и разномастные эксперты кричат о том, что знают верный ответ… Но я подсознательно жаждал выяснить все при помощи единственного в моей жизни человека, который пережил то же, что и я – моего брата.
Последние три года и Мика переживал нелегкие времена – в частности это касалось веры в Бога. Брат почти перестал молиться, с ним стало невозможно обсуждать религию. Кристина, его жена, несколько раз обсуждала это со мной – она была истой христианкой, как и Мика некогда, – и я начал осознавать, что мы с братом можем помочь друг другу. Я перестал думать о путешествии, как о поездке вокруг земного шара; для меня забрезжила возможность вновь осознать, кто я есть.
