Через год он наконец-то понял, что слова обозначают объекты, и смог повторить за мной почти все. Камнем преткновения стали вопросы. Он не мог понять мысль, выраженную с помощью слов «что, кто, когда, почему, как». Я неделями пробовал различные подходы, чтобы преодолеть это препятствие.
Я показывал картинку с деревом и говорил:
– Дерево.
– Дерево, – повторял Райан.
– Хорошо! Молодец! – хвалил я и снова указывал на дерево: – Что это?
– Что это? – повторял Райан.
– Нет-нет, это дерево.
– Нет-нет, это дерево, – снова повторял он.
А время шло. Райану должно было исполниться пять лет.
* * *
В апреле, когда я был в очередном книжном турне, Дана прошла компьютерную томографию и позвонила мне сразу же, как получила результаты.
– Опухоль уменьшилась вдвое! – выпалила она.
– Потрясающе!
– Господи, как же я волновалась! Последние десять дней я была как на иголках.
– Еще бы. Я тоже волновался. Отличная новость.
– Если лекарство и дальше будет так действовать, то через три месяца опухоль может и вовсе исчезнуть.
– Это врачи сказали?
– Нет, я так думаю. Ведь опухоль уже уменьшилась наполовину. Вообще-то даже больше, чем наполовину.
– Замечательно!
– Я намерена победить болезнь.
– Я в тебе не сомневаюсь.
* * *
В мае 1998 года, после сотен и сотен часов труда, я наконец-то придумал, как помочь Райану понять, что такое вопрос.
– Что это? – шептал я, указывая на дерево, и тут же кричал, прежде чем Райан успевал повторить мой вопрос: – Дерево!
– Дерево! – машинально повторял Райан, захваченный врасплох моим выкриком.
– Правильно. Отлично!
Постепенно он научился отвечать на некоторые вопросы – в основном, начинающиеся с «что» и «кто». Огромный шаг вперед. Это позволило ему наконец-то участвовать в несложном общении. На освоение «где» ушло гораздо больше недель. «Когда», «почему» и «как» все еще ускользали от его понимания. Также он не мог кататься на велосипеде, писать ручкой или завязывать шнурки. Этому его обучала Кэт, и старалась она не меньше меня. Мы оба хотели, чтобы Райан влился в общество обычных детей, когда пойдет в обычную школу. Мы хотели, чтобы его воспринимали как нормального ребенка.
Однако нам нередко казалось, что времени не хватает. Меньше чем через год Райан пойдет в подготовительный класс.
* * *
В конце мая 1998 года мы с Кэт провели две недели в Калифорнии, навестили и Мику, и Дану. Я был шафером на свадьбе брата. На красивую церемонию съехались родственники и друзья.
Через несколько дней после возвращения из свадебного путешествия Мика повел Дану на очередное обследование.
– Я отлично себя чувствую и уверена, что результат будет лучше, чем в прошлый раз, – говорила сестра по пути в клинику.
Она ошибалась. Опухоль снова начала расти. Теперь она была размером с три виноградины и начала разрастаться в стороны.
Дане назначили другие лекарства. Хотя все мы знали, что они не столь эффективны, как предыдущие, в нас теплилась надежда: согласно клиническому исследованию, один из двенадцати пациентов полностью вылечивался именно с их помощью. Врачи советовали нам не терять надежды.
На всякий случай Мика и Дана в сопровождении еще двух родственников полетели в Хьюстон, где находился Онкологический центр имени М. Д. Андерсона, одна из новейших клиник в стране. Они хотели получить заключение сторонних специалистов. И те сказали, что, обратись Дана к ним, ей назначили бы то же самое.
В разговорах с нами сестра проявляла оптимизм.
– Я одолею болезнь, – говорила она.
– Конечно, – отвечали мы с Микой.
То же самое мы с ним говорили и друг другу. Однако мы стали общаться реже, чем в прошлый год: один-два звонка в неделю вместо трех-четырех. Мы с Кэт продолжали обучать Райана, Мика привыкал к семейной жизни и усердно работал. Также он принялся перестраивать дом и старался как можно больше времени проводить с Даной.
Телефонные разговоры меня расстраивали. Разговаривая с братом, я вспоминал о сестре, и наоборот. И хотя я разговаривал с Даной не меньше, чем с Микой, я никак не мог отделаться от мысли о том, что в ней необратимо растет нечто ужасное.
Тем летом, воодушевившись разговорами с сестрой, я написал «Спеши любить». Джейми, главный персонаж, воплощал все лучшие качества моей сестры и все мои тревоги за ее будущее. Я впервые плакал во время работы над книгой.
Я посвятил ее памяти моих родителей и Мике с Даной.
Сестра, даже зная, что книга о ней, наотрез отказалась читать ее.
– Не хочу знать, чем она заканчивается!
* * *
Осенью опухоль уменьшилась. Прогресс был налицо. Дана продолжала назначенный курс лечения, а мы терпеливо ждали зимы, когда сестре предстояло сделать очередную томографию, и по-прежнему жили от результатов одного трехмесячного цикла до результатов другого.
В начале декабря Мика и Дана, а также Боб, Кристина и близнецы прилетели к нам в Северную Каролину. Мы вышли на пляж, одевшись в брюки защитного цвета и белые рубашки с длинными рукавами – для семейной фотографии. Она до сих пор висит в моей гостиной, и сколько ни вглядывайся в лица, ни за что не догадаешься, что с Даной или Райаном что-то не так.
Через несколько недель, в день нашего рождения, сестра позвонила мне и спела поздравительную песенку. К тому времени я заметил, что она нечетко произносит кое-какие звуки и с трудом понимает некоторые вещи. Однако она все равно была полна оптимизма.
Несколько дней спустя пришли результаты очередной томографии.
Второй курс лечения не оправдал надежд: опухоль увеличилась до размеров четырех виноградин и продолжала распространяться. Дане назначили новое лечение.
– Последнее из лучших, – сказали врачи. – После него мы сможем назначить только экспериментальное лечение.
Однако надежда на выздоровление была. Надежда – это все, на что мы могли рассчитывать.
* * *
В феврале 1999 года Мика и Дана, а также их вторые половины прилетели в Лос-Анджелес на премьеру фильма «Послание в бутылке». А днем, до появления на красной ковровой дорожке, мы свозили сестру в Медицинский центр Седарс-Синай. Там работал доктор Кейт Блэк, один из лучших нейрохирургов, на прием к которому заблаговременно записали Дану. Мы хотели удостовериться, что операция невозможна, кто бы и где бы ее ни проводил. Мы надеялись на последний назначенный курс лечения, однако хотели убедиться в том, что альтернативы ему нет.
Мика, Дана, я и еще несколько наших родственников сидели в кабинете врача. Томограмму Даны поместили на экран негатоскопа. Я впервые видел томограмму сестры, и Мика шепотом пояснил, что опухоль будет легко различить – рак отображается в виде белых пятен.
